Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

Поярков ничего не мог понять. Нюра старалась не попадаться ему на глаза, а если он и видел ее, то при первой попытке подойти и заговорить Нюра сразу же оказывалась в обществе Аскольдика и Риммы. Какой уж тут разговор!

Оставалась единственная надежда, что можно перемолвиться с Нюрой словом, когда они сядут в самолет. Медоваров все-таки разрешил Нюре командировку, как и многим другим сотрудникам НИИАП. Непонятно, зачем он взял с собой Аскольдика? Вряд ли от него будет какая-нибудь польза в Ионосферном институте.

У Серафима Михайловича были особые причины для недовольства. Аскольдик завладел местом рядом с Нюрой, и Пояркову пришлось сидеть одному в самом конце самолета, или, вернее, аэрологической лаборатории, которая использовалась в НИИАП для всевозможных испытаний.

Медоваров тоже недоволен, но по другим, не личным, а общественно значимым причинам. Представьте себе такую наглость: сегодня вечером, перед самым отлетом, поднимаясь по лесенке в эту самую летающую лабораторию с надписью «НИИАП», он обнаружил приписанные карандашом буквы «ЧХИ». Получается что-то уж очень обидное и безобразное: Научно-испытательный институт АПЧХИ!

Он знал, чьи это штучки. Схулиганил кто-то из молодых летчиков. Им на все начихать. Разве они что понимают? Разве они могут оценить широту и многообразие тематики НИИАП?

Насчет этой тематики у Пояркова было свое мнение. Работая в конструкторском бюро, тесно связанном с заводами, Поярков никак не мог примириться с мыслью, что «Унион» загнали в маленький тупичок с полустанком, именуемым «НИИАП». Все, что здесь делалось, конструктору казалось нелепым и фантастическим. Не только аэрологические приборы испытывались на высоте, но и другие объекты. Поярков не понимал, зачем в самолет грузили гусей. Наверное, какой-нибудь аспирант взял на себя серьезную и трудную тему: «Методика определения возможности акклиматизации гусиных пород в условиях кислородной недостаточности».

Несмотря на то что НИИАП был институтом испытательным, к тому же техническим, будущие кандидаты самых различных отраслей науки обосновались здесь довольно прочно. Еще бы, такая великолепная экспериментальная база!

Наблюдая, как несколько раз в неделю в аэрологическую лабораторию носили горшочки с сеянцами, Поярков усмехался. Все ясно. Значит, готовится диссертация на степень кандидата сельскохозяйственных наук. Будущий кандидат выбрал себе актуальную тему о разведении льна-долгунца на горных пастбищах.

У Пояркова возникали эти ассоциации в связи с многочисленными фельетонами, посвященными деятельности карликовых научных институтов. А кроме того, сам Поярков коллекционировал, как курьезы, некоторые вырезки из газет, где объявлялись темы диссертаций. Не надо также забывать, что Поярков — инженер, и ему была свойственна некоторая недооценка сугубо научной работы, что среди инженеров встречается довольно часто.

Набатников и Дерябин считали, что сегодня ночью на ракетодром Ионосферного института прилетят главный конструктор «Униона» Поярков, лаборантка Мингалева, инженер-механик, врач и, наконец, Медоваров. Он счел необходимым после спуска «Униона» проверить печати и пломбы НИИАП. Но разве мог товарищ Медоваров, знающий цену государственной копейке, из-за пяти человек гонять взад и вперед двухмоторный самолет? Ведь это не просто самолет, а научная лаборатория, она должна использоваться по назначению, а не для транспорта. Горючее, смазочное, амортизация. Такой полет дороговато обойдется.

А что, если воспользоваться самолетом не как средством транспорта, а для научных исследований по пути на Кавказ — так сказать, соединить полезное с приятным? Здорово придумано — комар носа не подточит!

И вот в аэрологическую лабораторию с удобными мягкими креслами, как в самолетах Аэрофлота, погрузили ящики с приборами, клетку с гусями, трех поросят в специальных станках, горшочки с сеянцами и всякие другие объекты для экспериментов.

Самые лучшие места возле кабины пилотов заняли начальник и Римма. Пришлось взять бедную девочку. Во-первых, она никогда не бывала на Кавказе, а во-вторых, и для нее там дело найдется. Пусть помогает Мингалевой, которую вызвал Дерябин устанавливать дополнительные приборы для будущих испытаний.

Товарищ Медоваров гордился своим демократизмом. Вот и сейчас он сел не с ведущим конструктором, не с каким-нибудь заслуженным инженером или аспирантом. Нет, он посадил с собою ученицу, маленького человека, производственницу. Нельзя отрываться от масс, надо с ними постоянно общаться. Ну, а чтобы ничего дурного не подумали, он во всеуслышание болтал с Риммой о разных пустяках, снисходительно похохатывал рокочущим баском и говорил как с трибуны:

— Растить, растить надо молодые кадры! Для вас мы создали все условия. Нельзя успокаиваться на достигнутом. Сегодня вы ученица, а приложите соответствующие усилия-до кандидата дойдете. — Он поправил на голове свою академическую шапочку. — Подпишем тогда приказ о зачислении на должность младшего научного сотрудника. — И уже доверительно сказал вполголоса: — От женихов, золотко, отбоя не будет.

Римма не успела сесть в самолет, как уже занялась едой.

— Женихив, як кажуть, багато, — усмехнулась она, с аппетитом разгрызая куриную кость. — Подходящих нема.

Толь Толич обернулся назад, где в самом конце самолета одиноко скучал Поярков.

— Какой случай упускаете! Я бы на вашем месте, золотко, призадумался.

— Зараз! — Римма оторвала куриную голову и жадно начала сдирать жирную кожу. — Терпеть не могу смурных.

Толь Толич захохотал и сразу же прикрыл рот ладонью, будто подавился.

— Кто же вам тогда нравится?

Облизав пухлые яркие губы, Римма деланно рассмеялась.

— Ну, як скажу, що вы?

Толь Толич даже крякнул от смущения. Помолчав, он вытер платком вспотевшую шею.

— Издеваетесь, золотко. Вот бы моя мадам услышала!..

— Хай себе слухае. Вредюга. — И потянувшись за другим свертком, Римма предложила: — Кушайте, будь ласка, пончики. Дуже смачные. — Спасибо, не хочется.

— Это вы с перепугу, или, как у них говорят, «з переляку». Злякались, що скажуть вашей мадам, що я вас пончиками угощала?

Медоваров чувствовал себя не в своей тарелке. Вот до чего доводит демократизм. Девчонка, ученица, и вдруг начинает говорить с ним, как с равным. Жену оскорбила, самого упрекнула в трусости. Слишком много на себя берет, как бы не пришлось раскаиваться.

Дул сильный ветер с моря. Самолет часто вздрагивал и проваливался. У Риммы пропал аппетит, удивленно и грустно смотрела она на недоеденный пончик.

При каждом порыве ветра поросята взвизгивали. Торопливые сборы привели к тому, что животные оказались не привязанными в станках. Уши их, растянутые и зажатые в специальных приборах (для определения кислорода в крови с помощью фотоэлементов), испытывали страшную боль, когда самолет покачивался или проваливался, — все равно что поросят дергали за уши. Гуси тоже были недовольны, они стукались головами о жесткую проволочную сетку и выражали свой гнев свирепым гоготаньем.