Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

Но какие же разные эти пути! Пусть литовцевы и медоваровы думают о судьбе Набатникова как хотят, но ему самому она представляется необычайно счастливой.

Да, действительно, много сделал Набатников, но башня на голой скале, о которой с сожалением говорил Медоваров, была для того не местом изгнания, где придется грустить о столице, а пограничным пунктом, откуда начинается дорога в неведомое.

Литовцев любил латинские поговорки, и если бы к нему, а не к Толь Толичу обратилась Римма с вопросом, кто устроил Медоварова в НИИАП, то получила бы ответ: «Ис фецит куй продест», что означает: «Тот сделал, кому это выгодно».

Возникает законный вопрос, какими способами доктор химических наук мог устраивать Медоварова на разные места, подчас абсолютно не связанные с химией, устраивать в другие города, причем никто бы и никогда не догадался, что здесь действует осторожная и ловкая рука.

Не забывайте, что Литовцев занимался пластмассами с давних пор, когда они были еще диковинкой. Органическим стеклом и другими пластмассами интересовались разные ведомства, и Литовцев предлагал их всюду для изготовления деталей экспериментальных аппаратов. Потом, когда рецептура его пластмасс безнадежно устарела, а нового Литовцев ничего придумать не мог, ему пришла в голову счастливая мысль искать для старых пластмасс совершенно неожиданные применения.

Так, например, резиновую кишку, которую глотают для исследования желудочного сока, Литовцев предложил заменить жесткой пластмассовой трубкой, вводимой в пищевод. «Больно? Ничего подобного. Вспомните шпагоглотателей». Всюду у него были связи в исследовательских институтах, находились точки соприкосновения с производственными и кооперативными организациями.

Но вот пришло другое время. Надо торопиться. Ведь сейчас, когда синтетическим материалам придается всенародное значение, когда в разных институтах и даже в заводских лабораториях никому не известные химики создают все новые и новые пластмассы, прочные, стойкие и, главное, дешевые, на былой славе не проживешь… Тебя позабудут сразу же.

Вот почему Литовцев цеплялся за малейшую возможность хоть как-то заявить о себе изобретением пластмассовой кишки или «космической брони», которая как бы объединяет вместе и проблему завоевания космоса и народнохозяйственную задачу создания новых материалов.

Сейчас, пока не поздно, пока не перебежали тебе дорогу молодые и талантливые, надо ловить момент. И Литовцев, растерянный и жалкий, не гнушался ничем. Друзья попробовали протолкнуть давным-давно «изобретенную» в его лаборатории пластмассу, обладающую исключительной морозостойкостью. Однако ничего не получалось. Во-первых, сейчас это уже не новость. А во-вторых, разве эта пластмасса может заинтересовать производственные предприятия, которые делают мыльницы и зубные щетки? При шестидесяти градусах мороза на улице не умываются. А самое главное, уж очень дорога будет такая щеточка. Никто ее не купит.

Литовцев спал и видел, как бы протащить свою «космическую броню» в серьезные институты и конструкторские бюро, которые занимаются спутниками, межконтинентальными ракетами и где проектируются космические корабли. Но допуска к этим работам у Литовцева не было, проникнуть он туда не мог, а приглашений почему-то не последовало.

Несомненно, что эти организации обладают гигантскими возможностями, и талантливые ученые-химики работают над созданием настоящей «космической брони». А кроме того, существует стекло, прочное и жароупорное, из которого пробовали делать колпаки ракет. Разве «космическая броня» сравнится с таким стеклом? Или весьма совершенной керамикой?

Но не только эта причина, как догадывался сам Литовцев, закрывала ему доступ к работам, которые вынуждены пока вестись в обстановке строгой секретности. Видимо, понимающие люди не во всем могут доверять доктору химических наук Литовцеву. Видимо, они помнят о нарушении им некоторых моральных принципов, бытующих в советском обществе. Речь идет о косвенном заимствовании кое-каких чужих экспериментальных работ для своей докторской диссертации. Литовцеву удалось вывернуться, друзья это дело замяли, но темное пятнышко осталось и несколько подпортило репутацию Валентина Игнатьевича.

Но ведь об этом знают немногие. А на новом месте работы — почти никто. С Медоваровым поступили жестче. За нарушение несколько иных моральных принципов (подробно об этом мог бы рассказать Багрецов, когда, по вине Медоварова чуть было не погибла изобретенная Вадимом радиостанция) Толь Толич был освобожден от должности помощника начальника института, ему вынесли партийный выговор и отпустили на все четыре стороны. Пусть сам устраивается.

— Дело дрянь, — заключил Литовцев, выслушав покаянную речь Толь Толича. Но попробуем иной ход. Бросим тебя, как у нас принято говорить, на производство. Постарайся, так сказать, своим самоотверженным трудом снять выговор. Пойдешь по линии местной промышленности. Ташкент тебя устраивает?

В Ташкенте, по совету Литовцева, Толь Толич работал на два фронта: кроме руководства фабрикой «Полимер» читал еще лекции в каком-то кооперативном или торговом техникуме. Потом, пользуясь связями Литовцева — а он во время войны защищал кандидатскую диссертацию в Ташкенте, — пошел по его стопам и странными, неведомыми путями получил степень кандидата педагогических наук. Говорят, что Толь Толич защищал диссертацию на тему о методе преподавания бухгалтерского учета в системе торгового ученичества или что-то вроде этого.

— Нон схоле, сэд вите дисмус, — напутствовал своего друга Литовцев: «Учимся не для школы, а для жизни». Теперь со степенью у тебя и жизнь будет другая, — так по-своему повернул он смысл поговорки. — Не пропадешь. Вытащим.

И вытащил, но, конечно, чужими руками.

Валентин Игнатьевич не оставит после себя серьезных научных трудов, так же как и «эпистолярного наследства». Писем он почти не писал, не давал никаких рекомендаций, избегал письменных просьб, характеристик. Зачем, когда можно встретиться с человеком с глазу на глаз и так, небрежно, между прочим, сказать, что существует-де на белом свете мало знакомый Литовцеву опытный и преданный работник по фамилии Медоваров, пострадавший от клеветы. «Всякое бывало. Недаром сейчас многие реабилитированы». Потом можно вздохнуть и перейти к другому разговору, представляющему общественный, а иногда и личный интерес для человека, могущего повлиять на судьбу невинной жертвы.

Впрочем, что нам до судьбы Медоварова? Ведь сейчас «Унион» поднимается на огромную высоту, где человеку грозит смерть. И человек этот — Тимофей Бабкин. Мы еще не знаем, где сейчас Багрецов. Об этом, конечно, узнаем, но вряд ли кому-нибудь станет известным, как без всякой техники некий изобретатель «космической брони» пробовал управлять «Унионом». Он добился того, что задержали полет до тех пор, пока не поставили окошки из этой брони. (Разве можно возражать против испытаний синтетических материалов?) Он дергал за ниточки марионетку Толь Толича, и тот покорно выполнял его приказания, уверенный, что это необходимо для реализации ценнейшего изобретения.