Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

Римма уже успела переодеться и появилась перед Вадимом в модных брюках. Ведь надо же понимать, кому эта мода идет, а кому нет. И сразу же перед глазами встают пожилые и полные курортные дамы в узких брючках.

Заметив покрасневшие глаза Нюры, Римма послюнила палец, пригладила брови и невинно спросила:

— Неужели Вадим Сергеевич обидел? Вот уж не похоже.

Она стояла, засунув руки в карманы, ждала ответа, по Вадиму было неприятно отделываться шуткой. Здесь большое человеческое горе. Надо все-таки чувствовать.

— Пойдемте потанцуем, Анна Васильевна! — предложила Римма и потянула ее за рукав. — Соскучилась до смерти.

Вадим удивился:

— Куда вы хотите идти, Римма?

— А никуда. Здесь потопчемся. В школе мы с девочками на каждой переменке танцевали. Мальчишки — во двор, мячи гонять, а мы в классе или в коридоре.

— И никто не запрещал? — еще больше изумился Багрецов.

— Кто же может запретить? Мы ведь тихо, без всякой радиолы. — Римма вновь потянула Нюру за собой, но, убедившись, что той не до танцев, язвительно усмехнулась: — Ну ясно, с девочками неинтересно.

Она рассмеялась и, повернувшись к Вадиму спиной, защелкала по асфальту каблучками.

Нужно было снять схему с орла-разведчика, чтобы узнать его свойства и на будущее принять наиболее действенные меры против подобных птичек, не допуская их залетать в глубь страны. Надо узнать диапазон волн, чувствительность приемника, кодовые устройства и другие технические данные, необходимые для организации службы наблюдения за этой телевизионной разведкой.

Уже многое проверил Багрецов, но вдруг позвонил Дерябин и приказал спешно идти к «Униону», захватив с собой кое-какие приборы.

— Срочные испытания, — и, не скрывая иронии, добавил: — Ничего не поделаешь, начальство настаивает на помощи изобретателю.

А весь сыр-бор загорелся из-за Медоварова. О нем уже все позабыли, но он снова напомнил, что существует «космическая броня» и протокол о результатах ее испытаний требуется срочно выслать в Москву.

Протокол был составлен, однако Дерябин отказался его подписать.

— Помилуйте, здесь ничего не сказано о том, обладает ли эта ваша броня защитными свойствами от ультрафиолетовых лучей. Я, например, знаю, что в других иллюминаторах были вставлены стекла с примесью редкоземельных металлов.

— Ах, Борис Захарович, — укоризненно покачал головой Толь Толич, консерватизм вас заедает. Стеклу три тысячи лет от роду, а вы все за него держитесь. Неужели вы не верите в современную химию? Я-то кое-что в полимерах понимаю. А стекло ваше темнеет и от радиоактивных излучений и от космических лучей. Такого с нашими иллюминаторами не случается. Смотрите, — он скользнул ладонью по стеклу окошка. — Вот уж действительно хрусталь. И никакой метеорит такую броню не пробьет. Разве это не находка для космических кораблей?

— Не знаю, — уклончиво ответил Борис Захарович. — Пока мы даже животных не хотим подвергать опасности ультрафиолетового излучения. А в следующем полете не останется свободных камер. Все будут заняты животными.

— Вот и прекрасно. Значит, испытаем всесторонне.

— Нас пока удовлетворяют другие стекла, тем более что Бабкина вынесли с обожженными руками. Это он сигналил перед вашим окошком из «космической брони».

— Нашли кому верить! — возмутился Медоваров. — Бабкин лежал там в бессознательном состоянии. Мало ли что ему померещилось.

Дерябин понимал, что споры ни к чему не приведут, а потому предложил:

— В конце концов, это нетрудно проверить. Направим кварцевую лампу на ваше окошко и посмотрим по приборам, пропускает ли оно ультрафиолетовые лучи.

Медоваров развел руками:

— Неужели вы думаете, что в Москве это не проверили?

— У нас этих данных нет. Я знаю только одно, что многие прозрачные пластмассы великолепно пропускают ультрафиолетовые лучи. А здесь нужно обратное.

Медоваров не хотел брать на себя ответственности за возможную неудачу, а потому позвонил Литовцеву. Валентин Игнатьевич был несколько обескуражен. Никаких технических требований на «космическую броню» не существовало. Это инициативная работа, причем довольно случайная, и автору в голову не приходило, что в космосе нужна защита от каких-то там ультрафиолетовых лучей. Впрочем, в «космическую броню» были введены некоторые добавки, — возможно, они задерживают опасные лучи.

Времени оставалось в обрез, и Литовцев согласился на испытания:

— Действуйте.

Багрецову вовсе не хотелось отрываться от исследования схемы орла-разведчика, но приказ есть приказ. Он надеялся за полчаса справиться с заданием. «Космическая броня Литовцева». Не раз мелькало это название в научно-популярных журналах, но ничего определенного Вадиму не говорило. Были у него какие-то смутные ассоциации, связанные с прошлогодней командировкой на испытательную станцию Курбатова. Уж не тот ли это Литовцев, из-за которого в конечном счете пострадала Нюра? Не ему ли захотелось достать «осколок солнца», чтобы успешнее продвинуть докторскую диссертацию?

Однако на эти вопросы Вадим не мог получить ответа. К Медоварову не подступись — еще бы, опять этот мальчишка стоит на его пути. Борис Захарович никогда не слыхал о прежней деятельности Литовцева. Не такое уж это научное светило! Да и вообще, к испытаниям его «космической брони» Дерябин отнесся скептически.

— Испытайте поскорее, — сказал он Вадиму и, недовольно глянув на Толь Толича, зашагал к главному зданию.

— Но ведь нужна ваша подпись, — растерянно проговорил Медоваров.

Борис Захарович обернулся:

— Ничего… Багрецову я вполне доверяю.

Медоваров промолчал и лишь зло посмотрел ему вслед.

Несмотря на явное пренебрежение Бориса Захаровича к этим испытаниям, что должно было бы вызвать соответствующую реакцию у молодого инженера, Вадим провел испытания добросовестно, как и всегда. Ультрафиолетовые лучи свободно проходили сквозь иллюминаторы Литовцева.

Вадим не удержался и сострил:

— Не хотел бы я сидеть возле такого окошка в космическом корабле.

Медоваров загрустил. Весь расчет строился на использовании подходящего момента. Ионосферные испытания? Значит, можно попробовать и «космическую броню», привлечь к ней внимание, чтобы потом, когда она действительно будет нужна, поставить вопрос об использовании ее при постройке первого межпланетного корабля. Пусть броня эта пока несовершенна — всякие вредные лучи проходят. Но ведь любое изобретение можно доработать, учесть замечания, признать недостатки. Прежде всего надо его, как говорит Валентин Игнатьевич, «застолбить», чтобы другой дорогу не перебежал. «Периклум ин мора», то есть «опасность в промедлении», так всегда предупреждает Валентин Игнатьевич, и опять-таки по-латыни добавляет, что «опоздавшим остаются одни кости».