Владимир Щербаков - Фантастика 1977

Одну из выписок отец аккуратно подчеркнул угольком.

Я готов был перечитывать это место без конца…

В Новгородской летописи сказано, что славяне на берега реки Великой и ее притоков пришли из Иллирии и Фракии.

Татищев утверждал, что Изборск и Володимирец — самые древние псковские поселения. Татищев заключил, что Изборск построен в честь князя Избора, а Володимир (потом — Володимирец) во имя Володимира, тоже древнеславянского князя.

Один из холмов на берегу Лиственки до сих пор именуется Дунай.

Чуть пониже этой записи я прочел всего два слова: рукою отца, неумелыми печатными буквами было выведено: «Ратные луга!» Я бывал на Ратных лугах, косил там траву, слышал предание о великой битве, которая там была в седой древности.

Отец был прав, вычерчивая восклицательный знак.

Далее шли записи про Котельно.

В летописи Котельно упоминалось уже в начале XV века.

В 1406 году «месяца августа… прииде местер Рижский (магистр ливонский) со всею силою своею… и ходиша по волости две недели и под Островом и под Котельном».

Сражалось Котельно и с войсками литовского князя Витовта. «И посадник Силиверст Леонтьевич и другой Федор Шибалкинич со Пскова ехаше под город под Котелен и он неверный князь Витовт услыша Псковскую рать, посла на них своей рати 7000… И псковичем того неведающим, пскович мужей 400. Удариша псковичи на них под городом под Котельном, и убиша псковичей 17 изымаша 13 муж, а литовской рати и татар побита псковичи много, а число их не вемы…» «Пригород Котельно получил свое название от формы горы — опрокинутый котел… Верхняя площадь горы имеет 35 саженей в длину и 23 сажени в ширину. С восточной, северной и южной сторон окружена оврагами (крючами), с северной же стороны, кроме оврага, имеется еще и вал, который продолжается и на западной стороне, с искусственным рвом…

На самом спуске лежит плоский камень, 2 аршина длины и 1'/2 аршина ширины, на котором высечено изображение рыбы…» Перечитывая записи, я вдруг задумался: сколько же событий может случиться на одном клочке холмистой земли? Не сочтешь войн, набегов, боев и пожаров, не напишешь обо всем даже в огромной книге. Отец рассказывал, что когда его родители во Владимирце надумали выкопать яму для картошки, то никак не смогли найти места: чуть поглубже копни — всюду человеческие кости. А участок-то был огромный — целая десятина.

Перед войной отец отдал мне ящик старинных монет, собранных во Владимирце на огороде. Многие из монет были совсем древние — с неровными краями, со стершимися знаками — тяжелые медные лепешки.

Отец говорил мне, что однажды он с дедом откопал древний штоф водки. Кому ни показывал, даже седобородые старики не смогли вспомнить, в какое время водка была в таких штофах. Когда штоф открыли, дом наполнился душистым запахом, похожим на запах еловой смолы.

Выписки и записи отец делал уже после войны. До войны, по словам отца, у него был добрый пуд таких вот тетрадей, но все сгорело, когда горел наш дом.

В конце одной из тетрадей отец торопливо записал: «В середине прошлого века во Владимирце, близ городища во время копания подвала вырыт небольшой глиняный горшок, величиной с чайную чашку, в котором находились медные и серебряные монеты… Нашел горшок крестьянин из деревни Подмосковье (граничит с Владимирцем) Иван Алексеев. Уж не наш ли это предок?» Больше всего записей и выписок было про Остров. Выбор, Котельно, Дубков и Владимирец, хоть и считались пригородами Пскова, подчинялись, однако, Острову, до которого было от Синегорья пятьдесят верст.

Отец учился в Острове, любил этот маленький зеленый город.

В Острове была крепость, стены и башни которой построены из сероватого плитняка и красноватого известняка… «Против самого города, на реке Великой, есть небольшой островок в длину до 320 с небольшим сажень и в ширину около 100 сажень».

«Как в народных преданиях, так и у местных историков упоминается про существование в крепости подземных ходов».

«Время построения крепостных стен, точно так же как и самого города, — неизвестно…» В крепости были Спасские ворота с колокольней… К югу от ворот была полуразвалившаяся башня. Рассказывают, что под нею в прежнее время (теперь засыпано) по каменной лестнице был ход к железной двери, с большим висячим замком, за которым будто находятся богатства. В начале прошлого столетия один из купеческих сыновей вместе с товарищами попытался было достать этот клад. На Иванов день пришли они к сказанной двери и начали сбивать замок, но вдруг из-за двери их охватило как будто пламенем. В страшном испуге бросились они бежать. Двое из них уже перебежали по лавам через реку, а третий отстал от них и, когда перебегал лавы, увидел плывущих по воде в погоню за ним двух колоссальных черных собак. В беспокойстве он вбежал на соборную Троицкую колокольню и начал трезвонить, а потом сошел с ума и умер…

«Пригород Остров, имея своего посадника, имел и свое вече… Местное вече не могло казнить смертию без разрешения Пскова, точно так же не могло предпринимать каких-либо военных действий. Вече собиралось по звону вечевого колокола. Ухо горожан отличало звук вечевого колокола от звука церковных колоколов…» «Где собиралось в Острове вече и где висел вечевой колокол, неизвестно… Когда вече разделялось на партии, приговор вырабатывался насильственным способом, посредством драки: осилившая сторона и признавалась большинством».

«Остров, как пригород, имел свою казну, свою волость и свое войско…» На полях бисерным почерком отца были выписаны еще две цитаты.

«Народонаселение Островского уезда чисто русское, рослое и имеет строгий выговор со своими местными словами, но без чужеземной примеси…» «…Почти все памятники островской старины уничтожены пожарами, наводнениями и руками невежественных людей».

Я взял ручку, приписал: «Остатки крепости Острова уничтожены фашистами в 1943–1944 годах, нужен был камень для строительства дороги».

В одной из тетрадей была записана мальчишеская дразнилка, и я прочел ее вслух:

Так сурово пугали мальчишек из Гришанова их владимирецкие сверстники…

— Вот здорово! — послышался из окна голос Сани.

Мой новый друг, стоя на завалине, заглядывал в тетради.

За окном в зелени листвы плыли, словно маленькие планеты, спелые наливные яблоки.

Лицо Сани показалось мне суровым и взрослым.

— А вас дядя Леня искал. Узнал, что вы комбайн починить помогли, что инженером работаете, все спрашивал.

Вместе с Саней мы пошли на Слепец, вернулись, только когда стало нестерпимо жарко. Подходя к дому, я не удивился, что рядом с сараем стоит «уазик». В горнице было дымно, хозяйка угощала гостей блинами и пересказывала мои сны. На столе стояла непочатая бутылка хорошего вина.