В. Бирюк - Пристрелочник

Ты можешь быть сильным, храбрым, страшным… — «здесь и сейчас». Но за твои деяния ответят люди твоего рода. Сможешь ли ты их защитить?

Мы пришли и осели. Нас не считали русскими — те воюют или торгуют, те — прохожие. Нас считали местными — племенем «Зверя Лютого». Который взял их землю, убил их сородичей на полчище. Я пришёл с их кровью на руках. И осел здесь, стал местным. Вендетта была неизбежна. Просто я был более последователен, более успешен, изобретателен и тщателен в её проведении.

Принцип: бей врага на пороге его дома, лучше — в его колыбели, использовался нами постоянно. Это противоречило традициям крестьян-славян, культу предков с его сохранением своих могил и страхом перед могилами чужими. Стремлению сохранить своё, более сильному, чем приобрести чужое: «обезьяна с кашей в кулаке», «лучше синица в руках, чем журавль в небе». Требовало другого мышления: «хочу всё знать», «что там за далью даль». Исключало любой вариант «мы — Третий Рим», пуп земли, самоизоляции и самолюбования.

Великое множество денег, трудов, людей для того потребно. И враги наши умирают на порогах их жилищ. Или вовсе не рождаются. А родившись — не становятся нашими врагами. Этот труд надобен каждый день. Я — делаю. И впредь — тако же будет.

Но как же жаль мне времени своего, на смертоубийства разные потраченного, заместо того, чтобы что новое доброе исделати!

Через день дождь закончился и… Вы думаете — все дружно побежали реализовывать мои гениальные прозрения и изобретения? Отнюдь. И слава богу. Потому что пошла «осенняя поколка» — стаи северных гусей, нырков, «настоящих уток»… Каждый вечер, на заходе солнца, огромные птичьи стаи, гогоча, хлопая крыльями и поливая помётом, ссыпались с неба на водные поверхности. По окружающим озёрам, по рекам, по островам — несся пух, раздавались всплески, звучал непрерывный гомон огромного птичьего базара.

Я уже описывал это мероприятие в Рябиновке. Здесь… ещё круче. Птицы настолько устают от перелёта, что, даже видя людей, даже видя, как забивают соседей — не взлетают. Только не надо их резать — запах крови будоражит. Бей дубиной, бей обухом топора. Только не лезвием. И минимальная маскировка: пучки камыша привязать на шапки, на одежду.

С вечера пара больших лодок уходит на Мещерское озеро, где мы сцепились недавно с аборигенами, и среди ночи возвращаются набитые до верху ещё тёплой птицей. Разгружаются на пляже и снова отправляются на озеро. Чтобы на рассвете, при утренней кормёжке пернатых — ещё раз загрузиться. Сходная картинка на других озерках в Заочье, по берегам рек. Но главное — острова. Гребнёвские пески — на Оке, Печерский — ниже устья Оки на Волге. Вся полоса пляжей со всех сторон островков занята птичьими стаями.

Удалец, засевший в этих песках с вечера, замаскировавшийся под куст хмыжника, работает просто длинной палкой со скользящей верёвочной петлёй на конце. Подползает к уснувшей стае, накидывает петельку на крайнюю птицу и утаскивает её. Стая, взбудораженная беспорядочным маханием крыльями задушено молчащего сородича, суетится. Потом — устало затихает. Через 10–15 минут — как в автошколе: «сле-е-едующий придурок». Ещё три-пять килограммов диетического мяса.

За ночь с участка пляжа в полверсты снимаем 30–40 экземпляров. Острова длинные — несколько человек работает. Утром — вал белого, серого, сизого, крапчатого… пера под стеной Дятловых гор. Ощипывание, потрошение, обпаливание… копчение, соление… По всему берегу валяются отрубленные гусиные головы, потроха, перья…

Грязно. Сколько я не втолковывал, что нужно убирать за собой, что потроха — ценный продукт…

— Ой, упало. Извини, случайно откатилось…

Снова, как было в начале нашего прихода на Стрелку, начинаются «проблемы с меню». «Воротят нос». Уже не от свежайшей рыбы, а от гусиной печени. Зажрались. А складировать — некуда. А соль уходит… как снег на пожаре. Бондари работают конвейером, в две смены. Кто умеет — плетёт короба из лыка.

Так его ещё и ободрать надо! Подсушить, снять кору, промыть… Правильнее: короба плетут не из лыка, а из луба.

«Была у лисицы избушка ледяная, а у зайца — лубяная».

Кстати, для хранения пищевых продуктов очень не рекомендую лыко с ольхи, осины, ивы. Были случаи отравлений. По счастью — в лёгкой форме.

Стройка, глинище, избы белые, фуникулёр, трубы в сотню саженей… О чём вы?! Вот еда. Её можно взять только вот в эту пару недель. Журавлей мы в этом году прошляпили. Нужно взять возможное. Всё возможное. Сейчас.

Перелёт птиц идёт дольше двух недель. Но у нас не охота — поколка, заготовка. Эффективна только при массовых стаях. «Летит, летит по небу клин усталый»… И пусть себе летит. Это — не цель. Цель — птицы по горизонту от края до края. Всё небо в перьях и крякает. В три эшелона.

Успеваем только подновлять навесы, да строить немножко новых. Жерди, даже неошкуренные. Запасы надо прикрыть от дождей, защитить от грызунов. Элементарно? — Конечно. Если ты к этому готов.

Вдруг из леса накатывает стая белок. Офигительная! Я таких не видел. Наши нормальные, исконно-посконные русские белки на охоту стаей не ходят. И — «в булочную на такси не ездят». А тут… Как волна. Рыжие хвостатые тараканы на каждой ветке. Стрекочат, прыгают, грызут. И превращает всё в клочки и в мусор.

С сотню убили люди, ещё сотню Курт задавил. Ушли. Потом три дня наводили порядок. Теперь я понимаю, почему белка так дёшево ценится — 18 шкурок на дирхем. Сама к человеку приходит, только дубинкой не промахнись.

Снова вопят. Вот же…! Среди бела дня, когда народ, после ночной заготовки и утренней разделки, с берега рассосался, на их место пришла стая волков. Нормальные лесные волки. Жрут птичью требуху и головы. Бить их сейчас бестолку — мех клочковатый, ещё не поменяли.

Дуракам, которые вопили:

— Волки! Волки! промыл мозги. По теме: чистота на рабочем месте. И проистекающие от её отсутствия личные оторванные головы. Или — волки, или — я, но кто-нибудь оторвёт.

— Что ты орёшь?! Волк тебя не тронет. Ты для него, по сравнению с гусиными потрошками — невкусный.

Но Могута прав: прикармливать «серого разбойника» — нельзя. А волки — не единственные «санитары леса». По Стрелке носятся стаи воронья. Умная птица — рвёт съедобное только у тех, кто её боится. Боятся всё больше: вороньё наскакивает уже не по одному. Наверху, на нашей мусорке, прямо у поварни, возится пара лис. Теперь осталось только медведей стадами дождаться.

Экология, факеншит! Зверьё делает подкожные запасы на зиму. Жрут… как перед смертью.

— Могута, а скажи-ка ты мне: скоро ли у волков линька закончится?

— Да-а… это — да… но я со здешними волками… не… это — не… не знаком. Вот были бы тут наши… которые Пердуновские… те — да… тех я — всех… а этих… этих — не…