В. Бирюк - Урбанизатор

Медведица роет берлогу аккуратно, вход — «чело» — оставляет маленький, только чтобы голова пролезла. Когда она заходит в берлогу — эту дыру затыкает сухой травой. У вырытой берлоги никогда нет земли — куда медведи ее убирают и как — никто не знает.

Бывают и самцы хозяйственные. Попался нам один такой. Хорошо устроился: четыре упавших ели на ветровале толщиной в здоровую руку каждая, полностью накрыты снегом — идеальная крыша!

Тут тебе, и тщательно подгрызенные стены (чтобы ни один сучок в бок не упирался!), и вырытая яма — куда толстое брюхо положить, и натасканная подстилка (сухая трава, еловые ветки, листья), чтобы тепло и мягко лежать. Медведь был — ответственный и основательный, не поленился осенью — зимний дом себе соорудить! А с каким настырным упорством косолапый грыз толстые еловые стволы в тех местах, где ему было тесно лежать и пролазить. Не хуже бобра! Некоторые участки сгрызены аж на 6–8 см прочнейшей древесины. Все ради комфорта!

Внутри я поместился целиком и чувствовал себя очень даже уютно. Если бы была подушка и теплое одеяло — остался бы здесь зимовать.

Мы бы сами не нашли этих берлог — местные указали.

Ну, вот — пришли, вот — дырка, вот жердь — сунуть и по-шерудить. Мишка зимой не впадает в спячку — не суслик. Температура тела снижается незначительно, особое состояние — «зимний сон». Выходит из него — быстро. Активен сразу. Сейчас мы туда слегу сунем, он оттуда выскочит и… И чего мы делать будем?

Не, ребята, все эти понты — да я…! да мы…! крутые как варёные яйца!.. шапку — в морду, ножик — в сердце… принять на рогатину… Это в кино хорошо. В реале, даже с жаканом в тулке или ижевке… Да хоть с карабином!

«Охотник выстрелил — осечка. Медведица к нему подскочила, неуловимым движением лапы выхватила ружье и повалила охотника на землю. Спасла его преданная собака — бросалась на медведицу, пока та не ушла.

„Когда она через меня перепрыгнула, я увидел, как в закатных лучах красиво переливается мех на ее животе“, — рассказывал потом охотник».

Я, конечно, эстет. Где-то в душе. Где-то очень глубоко. Потому что в такой ситуации… заметить и оценить: «в закатных лучах красиво переливается мех»… не думаю.

Молодёжь рвётся вперёд, а Могута вздыхает:

— Как-то оно будет…?

Медведю целят в грудь, шею или под лопатку — куда удобнее. В голову — бесполезно. У него череп конусообразный, кость толстая. Пуля пройдет по касательной и урона зверю не нанесет. Стреляют из гладкоствольного оружия с 30–50 метров, из нарезного — до 100 метров.

Всё понятно? Мои блочные луки по скорости стрелы отстают от гладкоствольного в 2–3 раза. Дистанция — метров 10–15 — не больше. Они однозарядные и их надо натягивать. Это не курком щёлкнуть. Вылетает эта зверюга из берлоги… неизвестно когда — иногда несколько минут приходиться шебуршить. И очень быстро. Как скаковая лошадь. Всё это в лесу. Где он на два десятка шагов отскочил — ты его стрелой уже не возьмёшь — деревья мешают.

Я бы… не пошёл. А вспоминая, как «Велесов медведь» нас по болоту гонял… как он тогда мою подмышку вынюхивал… Да нафига нам и мясо его и шкура?! Обойдёмся! Местные набьют и сами принесут…

Стоп. Местные — медведей не бьют. Так что — дело не в медведях.

Первого взяли как на уроке. Он выскочил, кинулся в сторону, поймал аж 4 стрелы в левый бок. После этого — успокоился настолько, что смогли добить. Второго Могута чётко на рогатину в брюхо поймал. А вот третий раз…

Я — дурак. Уже говорил? Ну, извините. Но когда личный «бздынь» пролетает так близко… «Ах, повторяйте-повторяйте!».

Встал с рогатиной перед входом, парнишка там, в берлоге, жердью потыкал, отскакивает, весь… «в порыве страсти». Орёт:

— Лезет! Вылезает! Башку видел!

А нет — никого.

Тишина.

Нервишки… тусуют картишки.

Я уже и рожно поближе к этому… «челу».

Тут он и выскочил.

Как-то… очень быстро.

То — тихо, тёмная дырка в снегу. То — раз — морда оскаленная! Два — лёгкий толчок в руку, по ратовищу рогатины. Три — рёв. Охренительный. Четыре — рогатина у меня из рук… ф-р-р-р… Куда-то в бок. Пять… Вы под автомобиль на полном ходу попадали? — Ага. Сносит. Чисто по механике. Недолгий полёт тушкой в сторону. Шесть — я лежу на спине, на мне — туша, перед лицом — морда. Семь — морда ревёт. Страшно. По-зверски. И — улетает. Куда-то. А меня отшвыривает в другую сторону… моя взбесившаяся одежда. Восемь — орут все. Причём медведь — на два голоса. Девять — треск в лесу удаляется, и вдруг переходит в страшный, но — недолгий рёв. Там, вдалеке. Десять — рёв медведя раздаётся где-то рядом, в двух шагах. Одиннадцать — и переходит в жалобный скулёж, вперемешку с изумлёнными матюками. Двенадцать — меня вытаскивают из снега и утирают личико.

Это рассказывать — длинно. А по времени… четыре удара сердца. Хотя моё… кажется и вовсе встало.

— Могута, э… мда… тьфу… что это было?

— Дык… ну… двое. Вот. В одной берлоге. Быват.

А со стороны раздражённый голос Николая:

— Охотнички хреновы! Сколько дырок понаделали! Теперь и в полцены никто не возьмёт!

Да, вопреки известной русской мудрости насчёт «двух медведей в одной берлоге» — такое бывает.

Они, видать, потому и не вылезали так долго: считались между собой — кому первому.

Первый наскочил на мою слишком близко поставленную рогатину. Понятно, что пробить что-то серьёзное она не могла. Но съехала по мишкиному черепу и порвала ухо. Это, пожалуй, самое болезненное место у медведя. Мишка выскочил, махнул лапой, рогатину унесло. А он кинулся прямо вперёд. Просто с испугу. И — сшиб меня с ног. Тут, единственный из моих стрелков, Любим, успел (или — рискнул?) среагировать — всадил туше, устроившейся у меня на груди, стрелу в бок.

Мишка и прыгнул. Прямо с меня. А когти у них невтяжные. Вот он ими одежду на мне зацепил и меня в сторону, вверх тормашками, в сугроб. Если бы не «вечный» панцирь в кафтане… Просто истёк бы кровью.

Героем дня оказался Курт. Пока я из сугроба выковыривался, пока мои толпой «утюжили» второго медведя, он догнал первого и… и сломал ему шею.

Сам. Один.

Мда… мишка, конечно, уже раненый… Но я… я бы… Честно? — Не. Даже и подойти просто…

Освежевали, разделали, вытащили к реке. В тот же вечер устроили праздничный ужин по поводу. И местных — пригласили. Точнее — заставили.

— Наши боги запрещают есть тело хозяина леса, великого и могучего маск а . Он властитель леса, он прародитель народа…

— Так — было, былое — прошло. Теперь — я ваш властитель. Теперь у вас новый бог — мой бог. Ваши боги — не властны над вами. Для вас нет прежних запретов — только мои. Вот, я пошёл в лес и убил ваших предков. Теперь вы — мои люди. Ни у кого, кроме меня, нет власти над вами. Никто не защитит вас от моего гнева. Приказываю: каждый должен съесть по кусочку медвежатины. Или — сдохнуть.