Александр Бердник - Сердце Вселенной. Повести

Шура оцепенела от неожиданности. «Сатурн-1»! Автоматическая ракета, направленная несколько лет назад в район Юпитера и Сатурна! Она должна была облететь эти планеты, сфотографировать их, собрать ряд материалов и вернуться обратно. Но когда ракета приблизилась к Юпитеру, сигналы от нее перестали поступать. На землю в назначенный срок она не вернулась. Думали, что она или погибла при встрече с метеоритом или вследствие аварии стала спутником какой-нибудь планеты солнечной системы.

Шура внимательно осмотрела выступавшую из водорослей часть ракеты и удивилась вторично — на поверхности, будто приклеенный к ней, виднелся небольшой странный предмет. Какой-нибудь прибор? Шура припомнила знакомый по снимкам в журналах и газетах внешний вид ракеты. Нет, такого придатка у нее не было. Да и цвет у него другой — темно-фиолетовый, почти черный, в то время как вся ракета — серебристая. Метеорит, врезавшийся во время полета? Тоже не может быть — метеориты не бывают такой правильной полусферической формы и так идеально отшлифованы. Остается одно — предположить, что этот предмет — искусственного происхождения.

У девушки от волнения захватило дыхание. Ведь это же событие мирового значения!

Шура оттолкнулась от скалы и понеслась вверх, но едва из воды показалась ее голова, как с катера, приближавшегося к лодке, раздался резкий оклик:

— Кто разрешил вам нырять?

Шура забралась в лодку, сняла маску и с легкой иронией ответила:

— А у кого же надо было спрашивать разрешения?

На катере засмеялись. Сотрудник обсерватории — толстенький, лысый мужчина в клетчатой рубашкеразвел руками и укоризненно покачал головой.

— Вы-то хоть видели, что там упало?

— Да, да! — заторопилась девушка. — Это не метеорит. Это наша ракета! «Сатурн-1»!

— Вы уверены в этом?!

— Я прочла надпись! И потом — на ракете какой-то странный предмет. Искусственного происхождения!

— Спускать водолазов! Немедленно! — повернувшись с рабочим, отдал астроном команду внезапно охрипшим от волнения голосом.

— Надо срочно сообщить в Комитет Межпланетных Сообщений, Соколову, — продолжала девушка, снимая очки.

— Безусловно! — охотно подтвердил астроном, с удивлением вглядываясь в ее лицо. — Постойте… да ведь вы… Александра Месяц, если я не ошибся?

Шура с досадой пожала плечами.

— Вы угадали. Но какое это имеет значение?

Рабочие, услышав имя девушки, столпились на борту, протягивая ей для пожатия руки.

— А почему вы здесь, — не выдержал астроном, — ведь скоро старт?

— Отдыхаю, — улыбнулась Шура. — Ведь на Марсе моря нет, вот и загораю на прощанье!

Водолазы скрылись под водой. Девушка села на весла. А ее спутник все продолжал сидеть неподвижно, будто окаменев, не спуская с нее широко открытых глаз.

— Так вы…та самая Александра Месяц, что летит на Марс? — вернулся к нему, наконец, дар речи.

— Та самая, — засмеялась Шура. — Гребите к берегу, у нас еще много дела. Я сама дам телеграмму Соколову, чтобы он прислал специальный вертолет! — крикнула она астроному, приветливо помахав на прощанье рукой.

— А я-то болтал… — прошептал юноша, пристыженно опуская голову.

— Почему же? Теперь вы сможете выполнить свое обещанье разыскать меня даже на Марсе!

К Председателю Комитета Межпланетных Сообщений Сергею Соколову прибыл Сэмюэль Мен — один из виднейших философов Запада. Во время официального приема в Космограде — научном центре под Москвой — Мен высказал желание побеседовать с Соколовым с глазу на глаз.

Ученые покинули многолюдный зал и уединились в укромной беседке, густо заплетенной диким виноградом. Здесь было прохладно и тихо, взгляд отдыхал на чудесном пейзаже — живописный уголок старинного парка, купол центрального здания Комитета, озаренный луча» ми заходящего солнца и гигантская статуя Циолковского в центре звездообразной площади, замощенной светлыми плитами.

Мен, не отрывая взгляда от скульптуры, покачал головой.

— Странный замысел, — задумчиво сказал он. — Циолковский изображен здесь слабым, утомленно опирающимся на трость стариком, а лицо обращено к небу и дышит силой и верой.

— Что же вас удивляет?

— Идея… Меня раздражает ваша фанатическая вера. Ведь и вы знаете, что человек смертей, что человечество несовершенно, что его разъединяют ненависть н вражда. Не видно конца пути… Не видно цели… Где же источник вашей веры? На чем она зиждется?

Худое, аскетическое лицо Соколова сохраняло спокойное, почти равнодушное выражение, только из-под тяжелых, утомленно опущенных век, блеснул на мгновение быстрый взгляд больших серых глаз.

— И вы приехали к нам, мистер Мен, — сказал Соколов, медленно выговаривая слова и как бы прислушиваясь к звуку своего голоса, — для выяснения этих вопросов?

— Почти, — утвердительно кивнул головою ученый. — Это не пустой разговор. Я узнал, что советская экспедиция скоро отправится на Марс. И я подумал о возможности встречи с обитателями этой планеты…

— И что же?

— Я попробовал представить себе эту встречу… И не нашел в себе веры, той веры, что написана, — Мен кивнул в сторону скульптуры, — на лице этого человека,

— Почему?

— Неужели не ясно? Тысячелетия на Земле — войны и смерть, рабство и голод. Величайшие достижения науки служат делу убийства и разрушения. Это здесь, на планете, где все люди братья, сыновья одной Матери-Земли. А чего вы ждете от созданий иных миров? Неужели понимания и солидарности?

— Именно так.

— Абсурд! Где основа для такого убеждения?

— Вы забываете элементарное, мистер Мен. Борьба людей между собою на Земле — это поиски наилучшего общественного строя. Она была, она есть, она неминуема. Но в Космос человек выходит не ради такой борьбы. Высокое стремление ведет его к разгадке извечных тайн мироздания. Подобное происходит и на других планетах. И я не верю в войны между космическими расами. Им незачем уничтожать друг друга. Очевидно, от жителей иных планет мы будем отличаться физическим строением… Возможно, будем совсем непохожими… но есть нечто, более значительное, чем внешнее сходство, что нас объединит.

— Что же это?

— Разум!

— Вы материалист, — пожал плечами Мен, — а рассуждаете, как мистик. Что такое разум? Способность горстки праха осознать свое бытие! Умирает человек — умирает и разум. У человечества нет перспектив, нет будущего, а, значит, нет и высоких этических норм. Все это — выдумки! Жестокая борьба за средства существования — для своего вида, для своей семьи вот единствениый девиз Жизни…

— Не так, совсем не так, мистер Мен! Во-первых, разум не умирает. Умирает только тело, а разум — нет! Он становится достоянием других. Все плохое, что было в нем — отметается, и в общую сокровищницу вливаются все новые и новые мысли, дела, мечты людей и поколений. Человечество — единый организм и оно бессмертно! Умирают отдельные клетки — организм живет вечно. И чем дальше, тем более мощным, разумным и зрелым он делается. Все, о чем вы говорили — войны, ненависть, вражда — болезни роста. Человечество выходит в Космос, оно становится взрослым…