Тимоти Зан - Кобра

– Конечно, я все хорошо понимаю. Но военные цели имеют тенденцию меняться, – она пожала плечами. – Но как бы то ни было, эта проблема скоро станет риторической.

– Что ты этим хочешь сказать? Она натянуто улыбнулась.

– Сегодня утром мы получили с орбиты сигнал. Все подразделения подпольщиков и Кобр должны немедленно начать подготовку к наступательно-саботажной кампании.

Джонни почувствовал, как у него опустилась челюсть.

– Наступательно-саботажной?

– Именно это было сказано. И если она пройдет успешно… Мы многим будем обязаны Кобрам, Джонни, и мы никогда не забудем вас. Но мне кажется, мы не станем сожалеть, когда вы уйдете.

На это замечание ответить было нечем, и весь остаток пути они провели в молчании. От его прежнего места обитания Илона проехала еще несколько кварталов и остановилась у другого, намного более неприглядного здания. В дверях стояла женщина с усталыми глазами. Поздоровавшись, она проводила Джонни в его квартиру на верхнем этаже, куда уже были доставлены его скудные пожитки. Поверх чемоданов белел маленький конверт. Нахмурившись, Джонни распечатал его. Внутри лежал простой лист бумаги с короткой, щемящей душу запиской.

"Дорогой Джонни,

Мама говорит, что ты уезжаешь куда-то и больше не вернешься к нам. Пожалуйста, будь осторожен и в плен больше не попадайся. Приезжай повидаться со мной. Я люблю тебя.

Дэнис."

Свернув записку и сунув ее обратно в конверт, Джонни улыбнулся. «Ты тоже будь осторожна, Дэнис! – подумал он. – Может быть, хотя бы ты будешь вспоминать нас добрым словом».

Переговоры были завершены, мирный договор подписан, ратифицирован и теперь проводился в жизнь. Эйфорический туман, сопутствующий всем заседаниям Центрального Комитета последних двух недель, начал рассеиваться.

Вэнис Дарл со дня на день ждал, что член Комитета Орме снова затронет вопрос о Кобрах, и он не ошибся.

– Это не вопрос о неблагодарности или несправедливости, это вопрос жизненной необходимости, – заявил член Комитета собранию. Голос его слегка задрожал.

Сидя позади него и имея возможность видеть только его спину, Дарл с беспокойством думал о том, что даже осанка старика выдавала его общую усталость. «Интересно, – размышлял он, – а другие догадывались о том, сколько сил у Орме отняла война?» А еще он размышлял над тем, насколько поймут остальные всю важность вопроса, раз старик решил доложить о нем лично.

По лицам присутствующих было видно, что большинство из них ничего не поняли. Это было видно по первому же выступлению после того, как Орме закончил.

Человек, который поднялся со своего места, сделал небрежный жест рукой, выражающий уважение.

– Если вы извините мой тон, – начал тот, – я полагаю, что Комитет уже достаточно наслышан о ваших заботах насчет Кобр. Если вы припоминаете, то именно по вашему настоянию мы посоветовали Армии предложить им чрезвычайно либеральные условия, чтобы они смогли остаться на службе, и на вашем месте я считал бы победой уже то, что свыше семидесяти процентов из них предпочли согласиться. Мы все слышали от командир? Мендро и его коллег о том, сколько приспособлений и вооружения попадут с оставшимися тридцатью процентами в обыденную гражданскую жизнь. Поэтому мы решили, что планы Армии вполне приемлемы. Но повторно предлагать тем людям остаться в Армии я рассматриваю как… излишнюю озабоченность.

«Или паранойю – вот как следует понимать его мысль», – подумал Дарл.

Но у Орме в результате оказался еще один довод, и когда тот выбрал из вороха документов на своем столе магнитную карту, Дарл понял, старик намеревается привести и его.

– Я отлично помню визиты командира Мендро, благодарю вас, – с кивком обратился он к своему оппоненту. – Я провел некоторые проверки представленных им факторов и цифр.

Вложив магнитную карту в считывающее устройство, он нажал на клавишу первой из выбранных им секций, и на просмотровых экранах присутствующих возникла картинка.

– Здесь перед вами в качестве функции времени предстанет процентное выражение того числа стажеров-Кобр, которые получили офицерские звания и были направлены на войну. Другими цветами обозначены постоянно меняющиеся в соответствии с последними данные первичные тесты скринирования, которые используются в Армии.

Лица присутствующих начали хмуриться.

– Вы говорите, что они никогда не отправляли воевать более восьмидесяти пяти процентов стажеров?

– заговорила одна из женщин. – Я помню другую цифру, она равна девяносто семи процентам.

– Это число выражает то количество Кобр, которые физически были в состоянии отправиться на войну после тренировок, – уточнил Орме. – Остальные были забракованы по психо-социальным причинам.

– Ну и что?

– кто-то пожал плечами. – Совершенных методов тестирования просто не существует. Но после того, как они делают отсев…

– Я полагаю, Орме тревожит их способность отсеять всех, – сухо заметил еще кто-то.

– Простая проверка отчетов очевидцев из Сильверна и Адиронака…

– Понадобятся месяцы, чтобы провести ее, – перебил Орме. – Но есть и еще кое-что. Если вам так нравится, можете не допускать мысли о том, что вероятность антисоциальных наклонностей у остальных Кобр велика. Но вы понимаете, что они вернутся вместе со своими боевыми нанокомпьютерами? Перепрограммировать их никто не собирается.

Все глаза обратились на него.

– О чем вы говорите? Мендро сказал… – говорящий замолчал.

– Мендро исключительно мастерски уклонился от прямого ответа на вопрос, – печально произнес Орме.

– Сущность вопроса состоит в том, что нанокомпьютеры не могут быть перепрограммированы, они изготовлены раз и навсегда. А после того, как они были имплантированы в мозг, извлечь их нельзя уже после непродолжительного времени, так как это нанесет большую травму соседним тканям мозга.

– Но почему же нам не сказали об этом?

– Поначалу, я полагаю, причиной было то, что Армия очень нуждалась в Кобрах. Все из-за опасения, что мы наложим свое вето или заставим изменить первоначальный замысел. Потом вопрос не поднимался потому, что уже ничего нельзя было сделать.

Насколько был осведомлен Дарл, это было правдой только наполовину. Все данные по нанокомпьютерам Кобр были в документах, представленных для утверждения, и если бы кто-нибудь, кроме Орме, пожелал докопаться до них, то без особого труда мог бы это сделать. Вероятно, Орме решил приберечь этот нюанс для будущего воздействия на членов Комитета.

Гневная дискуссия продолжалась еще некоторое время, но к тому моменту, когда она завершилась, от первоначальной эйфории не осталось и следа. Но если поначалу новое чувство реализма возродило надежды Дарла, то конечный результат разрушил их до основания. Против Орме проголосовало девятнадцать человек, за его точку зрения – только одиннадцать.