Виктор Жилин - Беглец

Виктор Жилин

БЕГЛЕЦ

Шевцов посадил флаер на поляне среди старых могучих сосен. Остро пахло нагретой хвоей, в темных игольчатых кронах шелестел слабый ветерок. Голубело небо - теплое, летнее.

Вместо ограды - низкорослый кустарник. Символическая калитка с надписью: "САНАТОРИЙ "СОСНОВАЯ РОЩА". Чуть ниже: "Посетителей просят извещать о визите заранее". Шевцов пожал плечами, вошел - о нем известили. Песчаная дорожка, рябая от солнца, вела в глубь бора. Почти сразу из-за деревьев выскочил сухопарый загорелый блондин в белом халате.

- Шевцов, Анатолий Борисович? - Он с ходу протянул руку. - Ждем! А я Калинкин, Геннадий Константинович! Пойдемте скорей.

Зашагали рядом.

- Богатая у вас территория, - Шевцов обвел вокруг рукой.

- Да, да - простор! Вам у нас понравится.

Шевцов скосил глаза: шутка?.. Калинкин с озабоченным видом смотрел под ноги.

- Не собираюсь у вас задерживаться, - усмехнулся Шевцов.

Калинкин поднял голову, сообразил:

- Ах да, конечно! - Рассеянно пригладил волосы. - Понимаете, я - лечащий врач Соколовского...

- А-а... - протянул Шевцов. - Ясно.

Это было не совсем верно. Собирался Шевцов по тревоге и выяснить успел только, что фамилия пропавшего Соколовский и что он "не совсем здоров".

За шелушащимися желтыми стволами неожиданно открылось белое приплюснутое здание с плоской крышей. Зеркально горели стекла в поднятых рамах. Под ними буйно цвела сирень. В глубине угадывались другие дома - поменьше.

- Управление, - кивнул Калинкин. - Давайте-ка сразу к шефу.

Небольшой кабинет с матово-белыми стенами был залит солнцем. Ряд мягких вращающихся кресел полукольцом, напротив - большой экран. От распахнутого окна быстро отделилась высокая грузная фигура в белом.

- Герман Александрович Лукьянов, - тихо представил Калинкин. - Главврач.

Сели в кресла.

- Скверное дело, Анатолий Борисович! - Глаза под большим выпуклым лбом смотрели холодно, изучающе. - Мы прочесали каждый кустик на территории, связались с ближайшими соседями, оторвали от дел уйму специалистов. И ничего! Он как в воду канул.

- Минуточку, - вставил Шевцов. - Давайте с самого начала!

- Извольте! - Главврач ткнул клавишу на пульте стола.

На стенном экране возникла схема лесного поселка, окольцованного тремя концентрическими кругами.

- Наш стационар принадлежит Институту нейропсихиатрии. Пациенты приезжают сюда на две-три недели - как правило, хватает! Разумеется, полная свобода. Единственное ограничение - посетители.

- Простите, - остановил Шевцов. - Я слышал, у вас закрытое учреждение!

- Только для отдельных больных! - уточнил Лукьянов. - Некоторые аномалии генофонда требуют длительного лечения. На этот период мы вынуждены дополнительно ограничивать в чем-то таких больных. Их немного...

Он переключил клавишу. Появилась сложная биоэлектронная схема с центральной ЭВМ.

- У нас автоматическая охрана. Взгляните: три пояса датчиков. Принцип селекция сигналов с личных радиобраслетов. Управление с компьютера. Индивидуальные коды больных с ограниченной свободой передвижения - под запретом. Есть дублирующие системы. Короче: покинуть территорию без нашего ведома невозможно. - Лукьянов выключил экран, сцепил руки на столе. - А Соколовский это сделал!

- Когда? - деловито спросил Шевцов.

- Сегодня ночью. Причем сигнализация не сработала - все три пояса. Причины неизвестны.

- Воздушный транспорт? - предположил Шевцов.

- Исключено! Полеты над территорией запрещены, диспетчера бы нам сообщили. Мы абсолютно не представляем, как он это сделал. В санатории его нет, где искать - не знаем. Теперь вы понимаете, почему мы обратились к вам, в Службу координации?

Шевцов кивнул.

- Что он за человек, этот Соколовский?

- Видите ли, - осторожно начал главврач. - Петр Петрович Соколовский особый случай. У нас около двух лет. Откровенно говоря, нам далеко не все ясно...

Он потянулся к пульту. Экран заняло объемное изображение пожилого мужчины с тяжелым взглядом. Сократовский лоб, большие залысины. Лицо бледное, рыхлое, нездоровое.

- Диагноз не однозначный. По внешним признакам - тяжелейшее умственное истощение. Возможно, с частичным распадом сознания. Резкое чередование, гиперактивности с апато-абулическим синдромом. Плюс - амнезия... - Лукьянов выпрямился, сложил руки на груди. - Но самое неприятное - он абсолютно непредсказуем!

Шевцов подался вперед.

- Вы хотите сказать - опасен?

Сзади что-то протестующе воскликнул Калинкин. Главврач встал, оперся о стол.

- Я могу лишь повторить: больной в нынешнем состоянии абсолютно непредсказуем! По-моему, все ясно... - Взял со стола пакет, протянул Шевцову. - Здесь все, что вам может понадобиться: снимки, биография, история болезни... - Он повернулся к Калинкину. - Геннадий Константинович, помогите товарищу. Покажите ему наше хозяйство. Я сам займусь вашими больными... Да, вот еще что... - Лукьянов смотрел на Шевцова исподлобья, руки за спиной. Мой совет: не тяните с этим делом! Человек, который смог уйти отсюда, способен на многое!

В операторской - стандартном зале с управляющим биокомплексом - ничего не прояснилось. Разработчики охранной сигнализации, спешно вызванные главным, дружно били себя в грудь, твердили, что у них все - как часы. Представитель объединения компьютерной техники вообще не понимал, чего от него хотят. В зале стоял "Меркурий", серийная, давно отлаженная модель, надежная, как трактор. Тем не менее факт оставался фактом: сверхнадежная аппаратура в нужный момент не сработала. Одно из двух - либо неисправность, что практически исключалось специалистами, либо сигнализацию отключили сознательно. Но для этого, как выяснил Шевцов, надо было проникнуть к главному пульту. Доступ больным туда исключался: дверь блокировалась, открывалась только перед теми сотрудниками, личные коды которых имелись в памяти машины. Впрочем, практически это означало весь персонал. Каждый из них в принципе мог нейтрализовать сигнализацию. Другой вопрос - зачем?

Ближе к обеду, пока больные были в столовой, прошли в корпус номер шесть, где жил Соколовский.

В уютной одноместной палате царил разгром. Кровать растерзана, смятые простыни на полу. Повсюду разбросаны рваные, скомканные листы бумаги, какие-то осколки.

- Так - каждый день! - сказал Калинкин. - Мы тут ничего не трогали.

- Это хорошо, - рассеянно отозвался Шевцов. Подобрал клочок бумаги. Обе стороны густо исчерканы дикими значками, ломаными кривыми, спиралями... Полнейший хаос, ничего не разобрать.

- Его основная продукция, - вздохнул Калинкин. - Только этим и занимается. Пишет, черкает, рвет. У нас в архиве целое собрание сочинений, все в том же духе - бессмыслица! А выбрасывать рука не поднимается.