Олесь Бердник - Звездный корсар

- Вперед! - крикнул Максим Иванович.

Они начали спускаться. Дождь слепил глаза, под ногами звенели ручейки, в долинке грозно пенился мутный поток.

Следы Василия вели к берегу. Вот уже видно его мокрую, согнутую фигуру. Воскресший протягивал руки к небу, стонал:

- Девочка с серыми очами... Где ты? Почему я не послушал тебя? Родная моя! Радостная моя! "Выучусь... буду спасать людей..." А я... душу спасал. И погубил ее. Господи, почто так тяжко наказываешь? Почто так поздно я прозрел?

Коля прикоснулся к его плечу.

- Не печальтесь. Все обойдется. С вами люди...

Василий поднял лицо. По щекам текли слезы.

- Вот он - Страшный Суд, - горько сказал воскресший. - Я нес его в себе... в душе своей...

Григор встретился с Василием в садовой сторожке. Пришелец из прошлого остро из-под серых бровей взглянул на гостя. Вероятно, ему понравилось открытое лицо парня, потому что в глазах его мелькнула добрая улыбка, возле уст появилась страдальческая морщинка.

- Интересно? - спросил лукаво. - Будто на медведя приходите поглазеть?

- Нет, нет, - смутился Бова. - У меня весьма серьезное дело. Быть может, вам оно будет по душе.

- По душе? - вздохнул Василий, покачивая головой. - Теперь мне на душу уже ничто не ложится. Отравлена она...

- Почему же? - удивился Григор. - Чистая работа, вас тут любят.

- На готовое пришел, - грустно ответил садовник, - Рук не приложил. Тишина, покой. А там, откуда я бежал... Там было тяжко, темно, неуютно. Там надо было мне жить... чтобы сотворить вам лучшую жизнь...

- Понимаю вас, - искренне сказал Бова. - Это... будто грусть по родным, по краю, где родился. Люди едут в далекие края, там приятно, хорошо, сытно, и все же... тянет к своим, к родной обители, и сердце плачет, стонет, разрывается. Ностальгия называется...

- Ой, так, так! - простонал Василий, и в его глазах сверкнула слеза. Тоскует сердце, иногда умереть хочется, чтобы не мучиться. Выйду к деревьям, взгляну на небо, немного успокоюсь. А ночью снится девчоночка...

- Какая девчоночка?

- А такая... маленькая, худенькая. С глазами серыми...

- Мне рассказывал Коля. Вы ее встретили тогда... когда плыли сюда...

- Снится она. И так доверчиво говорит мне: "Выучусь на дохтура, людей буду спасать..."

- У вас весьма добрая душа, - растроганно отозвался Бова. - Все, что с вами случилось... это - как сновидение, пена жизни. Разве вы виноваты, что попали тогда в монастырь? Ведь вас научили так размышлять, чувствовать...

- Виноват! - остро возразил Василий. - Не утешай меня, парень. Человек не деревяшка, которую можно поставить и так и эдак. Имею живую душу, сердце. Надо крепко задумываться, голова-то зачем дадена? Захотел спасаться, а погиб! Почему? Да потому, что себя хотел спасти. А Господь сказал: "Кто любит душу свою - тот погубит ее". Вот как! Отделил себя от своих, от времени своего, словно руку или ногу от живого тела. Что рука без тела? Так, прах! Червям на съедение. Да что я тебе боли свои изливаю? Не надо о том. Вот - угощайся. Яблочки в этом году - на диво. Цыганка. Попробуй. Твердое яблоко, вроде бы даже дикое, а имеет большую силу. Держится и год, и два, кто умеет хранить.

Бова ел яблоки, нюхал ароматные груши, хвалил, а садовник сидел у окна и печально смотрел вдаль, где в осенней бледно-голубой мгле красовались многоцветные кручи над Днепром.

- А я вам кое-что привез, - сказал Григор. - Узнаете?

Он положил на стол старый пожелтевший свиток. Василий склонился над ним. И вдруг отшатнулся, словно ужаленный змеей. С удивлением взглянул на Бову.

- Свят, свят! Где взял?

- В монастыре, - довольно сказал Григор. - Весьма интересные записи. Если бы не они, мы бы и не встретились...

- Интересные? Вы смеетесь? Бред, горячка. Это сумасшествие и привело меня к погибели.

- Почему бред? - растерялся Григор. - Разве не было того, о чем вы описываете?

- Что? О чем ты спрашиваешь?

- Огненный вихрь. Какие-то странные существа. Появление девушки... Гали Куренной?

- Было, было, - пробормотал Василий. - Да ведь не диавол то. Мне ученики здесь объяснили, понарассказывали всяких... этих... гипотез. Один говорит шаровая молния. Другие - люди со звезд. А врач заверил, что это болезнь моя, бредовые видения. Увы! Давние дела, мне иногда кажется, что все будто сон. А почто тебе все это, коли не секрет?

- Для науки ваши записи - большая ценность, - серьезно сказал Григор.

- Для науки? Ты шутишь?

- Отнюдь. Не шучу. Вы уже знаете о полете к иным мирам?

- Слыхал. Видел в этом... в телевизоре. Чудные дела творятся. Человек словно Бог.

- А теперь еще глубже будут заглядывать. Путешествовать в будущее, в незримые миры, в прошлое...

- Боже мой! - оторопел Василий. - Да разве это возможно? Живет человек, умирает, гниет... как же его вернуть к жизни? Нет, нет, не смейся, оставь меня в покое!

- Правду говорю, - настаивал Григор. - Конечно, не простое это дело. Тяжелое и опасное. Нужен кропотливый труд, изучение того времени, куда нужно проникнуть. Всего сразу вы не уразумеете...

- Верно молвишь, не пойму, - согласился Василий. - И так моя голова уже как котелок, не ведаю, чему верить. Чему - нет. Да нет, не может быть! Народ века тосковал о прошлом, знали деды, что напрасно мечтать о том, что ушло. Как в песне. "Не вернемся, не вернемся, некуда вернуться..." Годы, так сказать, отвечают человеку, потому что он просит, мол, вернитесь, годы ушедшие, хотя бы на минуту...

- Василий Иванович, - ласково сказал Бова, - и не надо вам сушить голову, что и к чему. Примите это как факт, что путешествия в прошлое готовятся. Это будет. И вы можете весьма помочь нам, науке. Скажите, желали бы вы вернуться туда?

- Куда? - прошептал Василий, бледнея.

- Откуда пришли. В свое время?

- Батечку! - воскликнул садовник, падая на колени, хватая Григора за руки. - Батечку, сыночку! Что ты со мною делаешь? Неужто это правда?

- Друг мой, встаньте! Что вы делаете? Ну что это с вами?

- Боже мой! Я умру от радости! Снова взглянуть на Днепр полноводный, на людей знакомых, на села бедные, белостенные! Девочку мою любую встретить. Сероглазую мою! Я ее возьму к себе, я найду ее, выучу на лекаря! Сыночек! Ну скажи мне, ты не шутишь над старым глупым Василием?

- Правда, святая правда, - растроганно молвил Григор, поднимая садовника с земли и помогая ему сесть на лавку. - Я не знал, что это вас так растревожит. Мы не ведали, согласитесь вы или нет... А поскольку все так обернулось, то не станем задерживаться, сразу и поедем...

- Иду! Небо послало тебя, юноша! Иду!..

Глава 5

Капкан времени

Эхом отражались шаги под куполом, где-то вверху орало воронье, слышался шелест крыльев. Гореница остановился, взглянул на задумавшегося Григора, затем перевел взор на Василия, грустно и тревожно озиравшегося вокруг.

- Не верится? - спросил ученый.

- Откровенно говоря, чувства протестуют, - ответил Григор, проводя пальцем по серой облупленной стене. - Мы так сформированы, так воспитаны, запрограммированы, что понять новые истины дьявольски трудно. Вот кирпич... Кто-то ударил по стенке, разбил ее, шел дождь, размыл, деформировал... и вдруг... в какое-то мгновение все должно исчезнуть, молекулы, атомы кирпича, штукатурки возвратятся назад?! Не вмещается в уме! А если взять человека? Разум изнемогает. Вероятно, он не приспособлен к новой ступени, придется формировать нового человека!..