Олесь Бердник - Звездный корсар

Григор даже остановился, вообразив такое. А что - имеет право так сказать. Имеет! Ведь он играет недостойный, темный спектакль. Он лжец. Пришел с недостойными намерениями, а потом... влюбился. Но ведь не сказал же ей правду. А если бы сказал? Она бы выгнала да еще плюнула вдогонку Заколдованный круг! Следует сказать обо всем, но нельзя! Тогда завянет диво, родившееся в сердце. Завянет так, как эти незабудки, если их не поставить в воду.

Подошел к воротам больницы, остановился под каштаном, поглядывая то на вход, то на часы. В небе загремело. Черные тучи насыщались зловещей синевою. Солнце то выглядывало, брызгая весенней радостью на разомлевшую землю, то снова пряталось за грозные тучи.

Мимо прошли две женщины - молодая и старая. Молодая смотрела под ноги, лицо у нее было сухое и злое; старуха беззвучно плакала, ломая руки у груди.

- Лучше бы ты дома умер, сыночек, - послышались судорожные рыдания. - Боже мой, боже, а я даже не услышала его голоса перед смертью...

- Что уж теперь! - сказала резко молодая женщина. - Не тревожьте людей, дома хватит времени плакать...

За ними выкатился из калитки приземистый полный человек. Его сопровождал высокий худой тип в фетровой шляпе. Он угодливо сгибался над своим толстым спутником.

- Чудесно! Превосходно! Хоть к девочкам, Иосиф Семенович!

- Я тоже так чувствую! Как рукою сняло давление! Нет, что ни говори, а биотрон - чудо!

Григор уже не слыхал, что они болтали дальше, - из ворот вышла Галя. Она оглянулась, увидела парня. Улыбнулась. И все страхи растаяли. На сердце стало просто, ясно. Они шли, приближались, будто два звука в мелодии, чтобы создать единый аккорд. Она была какая-то неуловимо мелодичная. Странно! Все как у многих девушек - коротенькая темная юбочка, шерстяная кофточка, сиреневый плащ, туфли на высоком каблучке, - но почему все это так гармонично в ней сочетается? И черные, распущенные по плечам волосы похожи на крылья сказочной птицы, и очи - будто улыбка послегрозового неба...

Она поздоровалась. Григор подал ей цветы. Галя взяла букетик, задумчиво взглянула на него.

- Мне еще никто не дарил цветов...

- Не может быть! - удивился Григор.

- Почему... не может быть?

- Не знаю, - растерялся он. - Всем дарят. А тем более... таким, как вы...

Галя вспыхнула, немного помолчала. Вздохнула:

- Быть может, и дарили... но я бы не приняла.

- Почему?

- Ведь это очень важно... принять цветы.

- А от меня вы приняли...

- Приняла.

- Незабудки, - тихо сказал Григор.

- Незабудки, - повторила она.

Над ними ударил гром. Посыпались редкие огромные капли дождя, затарахтели на нежно-зеленых листьях каштанов. Галя взглянула в небо, поймала раскрытыми губами дождинку, засмеялась.

- Вы не боитесь грозы?

- Нет. Вот я захватил плащ.

- Тогда пойдемте гулять. Я свободна.

- Пойдемте! - обрадовался парень.

По асфальту заструились ручейки. Галя ступала уверенно и свободно, будто под ногами и не было луж. Она смотрела вперед сосредоточенно и напряженно, словно несла на себе незримый груз. Несла и боялась уронить его. Григор поглядывал на нее, молчал, глубоко вдыхая напоенный озоном воздух, сдерживал тревожное дрожание губ.

Люди выжидали в подъездах, под балконами, боясь выйти под грозу. Галя осуждающе покачала головой.

- Если бы можно - люди готовы создать для себя непроницаемую сферу. Там были бы эскалаторы, кабинеты, спальни, гидропоника, кафе, дискотеки, служебные помещения. И искусственное кварцевое солнце.

- Ну это вы уж...

- Что?

- Чересчур.

- Пойдите в метро, в подземные переходы. На Крещатик вечером. Люди плывут, как река. Любуются неоновыми огнями, толкутся в подземельях, сидят в ресторанах. А на склонах днепровских, на лугах - почти никого. Под звездами неинтересно людям. И песен не слышно. Песня теперь звучит лишь на сцене и по телевизору. Не кажется ли вам, что современное поколение... как бы это сказать, пришельцы из какой-то подземной сферы? Воплощение циклопов, гномов...

- Галя, разве так можно? Это же несправедливо, - смущенно сказал Григор. Не только на сцене песня звучит... ежедневно по радио я слышу.

- Вот-вот, - желчно усмехнулась девушка, и профиль у нее снова заострился, как у птицы. - Спрятали песню в металлическую глотку. Это страшно.

- Что страшно?

- Певец волнуется, вкладывает в песню сердце, душу. Его записывают на пленку или пластинку. И вот его волнение размножено миллионным тиражом. Слышите? Уже не нужно искренности актерской и волнения. Певец может дуть водку или рассказывать друзьям анекдот. Его искренность записана и размножена. Да здравствует цивилизация и технический прогресс!

- У вас странное мышление! - осторожно сказал Бова.

- Странное?

- Необычное. Вы словно идете... по лезвию меча. Напряжение и тревога. Все вас раздражает, ужасает...

- Нет, не раздражает, - возразила девушка. - Просто я знаю жизнь и смотрю трезво на ее течение.

- Можно видеть жизнь односторонне, - намекнул Григор. - Быть может, какая-то травма душевная. И тогда...

- Просто надо иметь чистый глаз, резко ответила Галя, взглянув на парня, и во взгляде ее колыхнулся гнев. - Люди привыкли носить очки с цветными стеклами. Один надел красные: ах, ах, розовые замки, как все прекрасно! Иной отдает предпочтение зеленому цвету: браво, чудесно, жизнь вечно зеленая, нет ни зимы, ни осени! Радость и благо! Еще кто-то оседлал нос голубыми стеклами: всюду лазурь, все голубое, нет ни несчастных, ни бедных, ни самодовольных, у всех небесные одежды, всем открыты пути к счастью! Разве не так?

- А вы? - напряженно спросил Григор, ощущая, как между ними натягивается тугая струна необъяснимого чувства: неведомо, чем оно станет - злом или дружбою?

- Что я? - с вызовом откликнулась Галя.

- Вы... какое стекло имеете?

- Не черное. Ведь так вы подумали? Правда?

- Нет.

- Не обманывайте. Я вижу. У вас на лице все написано. Но тут вы ошиблись. Я ненавижу любые стекла. И черные тоже. Я хочу смотреть на мир просто. Видеть его таким, каков он есть...

Дождь внезапно перестал. С крыш слетела стая белых и сизых голубей, радостно заплескалась в прозрачной, еще не замутненной луже. Над каштанами вспыхнула радуга. Люди устремились на улицу. Галя остановилась, подняла лицо вверх. Григор поглядел на нее: она любовалась радугой.

- Значит, не все в мире скверно? - тихо отозвался он.

- Эта красота еще более подчеркивает несовершенство людей, - возразила девушка.

- Зачем же вы тогда работаете в больнице?

- А почему бы и не работать? - удивилась она.

- Лечить гадость людскую? - в тон ей спросил Григор.

- Мы лечим тело, - сухо ответила девушка. - Все иное - дело самого человека. А прекраснодушные слова - полова. Неужели и вы...

- Что?

- ...любите пустую риторику?