Олесь Бердник - Звездный корсар

- Галя, ваши мысли - архифантастичны, хотя сами вы недавно смеялись над фантастами...

- Над розовыми фантастами...

- Пусть так. Но мышление ваше - весьма парадоксальное. Вы любите аналогии. Переносите их на космические масштабы. Так нельзя. В Космосе могут быть совершенно иные закономерности...

- Какие?

- Не знаю...

- Тогда не возражайте. Даже древние утверждали, что Макромир и Микромир тождественны. "То, что вверху, то и внизу" - кажется, так гласит "Изумрудная скрижаль" Гермеса. Недавно где-то читала. Впрочем, я не логик и не люблю ссылаться на кого-то. Я интуитивист. И ощущаю, что в древней сказочке о рае, об изгнании из Эдема есть рациональное зерно. Всякое антиэволюционное барахло с далеких миров изгоняли на Землю. Отходы производства природы. Потому здесь такое эклектическое сборище. "Семь пар чистых и нечистых", как в Ноевом ковчеге. Межпланетный паноптикум, звездный зоопарк. Мы говорим - прогресс, а в самом деле - сцена. А за звездными кулисами - холодные, равнодушные зрители. Они глядят на наши войны, страдания, любовь, стремления. И смеются. Хохочут. Аж дрожит беспредельность и взрываются звезды. Как же - им нужны развлечения. В небе грустно - пусть их развлекают мизерные планетные клоуны...

- Галя, - прикоснулся Григор к плечу девушки, - уйдемте отсюда. Уйдемте, а то вы...

- Что я?

- Странная какая-то, возбужденная.

- Я уже слышала это.

- И все же... Нельзя делать такие выводы. Для объяснения человеческой истории достаточно земных причин.

- Нет, недостаточно! - упрямо сказала девушка.

- И потом... не одни только войны и грязь на Земле! Вспомните Жанну д'Арк. Вспомните Спартака. Кампанеллу. Циолковского. Лесю Украинку. Гарибальди. Бетховена. Шевченко. Лермонтова. Ганди... Боже мой, можно вспомнить сотни огненных душ! Что ж, они тоже осколки инопланетных эволюции? Я не говорю о неведомых, о тех, кто молча делает свое незаметное, но единственно нужное дело. Кто сеет хлеб, пишет картины, рожает детей...

- Исключения лишь подтверждают правило, - встряхнула густой гривой волос Галя. - Быть может, кроме преступных душ, на Землю приходят и героические. Чтобы помочь остальным. Подарить хоть какой-то луч среди тьмы.

- Галя! Революции, научный прогресс, всенародное образование... Неужели все это вас не убеждает?

- О нет! Человек не меняется! Что ему образование? Только модерная одежда на обезьяне. Все эти ракеты, нейтронные и ядерные бомбы, взрывающиеся атомные электростанции, искалеченные леса и реки. Мировой океан, превращенный в сточную канаву. Вот наш разум, Григор! Мы все это знаем и продолжаем катиться в бездну. Прогресс! Ха! Обезьяну тоже можно научить есть вилкою, но поможет ли это ей стать мудрым существом? Сомневаюсь. Она, того и гляди, будет норовит пырнуть в глаз соседке. Ерунда все это, Григор! Я не верю в научные революции. Космическая техника в руках гориллы? Это ужасно! Вы поражены? Испуганы? Я не современна? Жизнь развеяла мои наивные мечтания. Я не увидела того, о чем мечтала...

- Разрыв между идеалом и практикой... Большинство людей видят это, знают причины. Это закономерно, и мы пытаемся...

- Как легко вы это произносите, - иронически воскликнула Галя, кольнув его ледяным взглядом. - Закономерно. За этим словом - тысячи трагедий. Для кого-то - абстракция, сложности жизни, бюрократические извращения, трудности роста. А для другого - это жизнь. Единственная, неповторимая. В нищете, без любви, без надежды. Одиночество и смерть. О Григор! Неужели вы не понимаете? Пока есть хотя бы один несчастный человек - нет счастья на Земле. О чем я говорю? Даже иначе можно сказать... Пока плохо хотя бы одному животному, пока страдает хотя бы одно существо, сотканное из плоти и нервов, - не знать нам справедливости. Вы же юрист! Или ваша юриспруденция - сухой закон? Набор параграфов?

Григор молчал. Что он мог возразить Гале - пылкой и напряженной, словно тугой комочек плазмы в магнитной ловушке? Она будто оголенный нерв, открытый на боль мира. Он знал, что это крик души, он догадывался, что за теми болезненными словами стоит травма жизни, детские обиды, разочарование и затем - бескомпромиссные раздумья над тайнами бытия. Противопоставить ей было нечего! Ничего убедительного, ничего надежного! Это не тема для светской беседы. Это - сфинкс тысячелетий. Все легенды, все предания, философии и религии клокочут тем неугасимым огнем поиска и тревоги, сомнений и болезненного вопроса, на который нет ответа.

- Я напугала вас, - вздохнула Галя.

- Нет...

- Не обманывайте. Я вижу. Думали - девушка. А я - "философ" в юбке.

- Напрасно вы так, Галя...

- Больше не буду. Я ни с кем об этом не говорила. Только с собою наедине. А вы... это впервые...

- Галя...

- Пойдемте отсюда. Я устала. Проводите меня домой. Я хочу отдохнуть.

- А как же...

- Что?

- Новая встреча?

- Вы хотите ее?

- Очень, очень...

- Тогда завтра. С утра. У меня свободный день. Куда-нибудь поедем.

- На Днепр, - обрадовался Григор. - На луга.

- Куда угодно, - ответила Галя. - Лишь бы не в городе. Ждите меня у причала. В десять утра...

- Буду ждать...

Возвращались домой молча, не сказали друг другу ни слова. И молчание не было обременительным. Попрощались, разошлись. Григор шагал по тропинке, ехал на трамвае и все время прислушивался к себе. В душе не было противоречий, которые возникали во время беседы. Не было анализа. Было молчаливое примеривание души к душе, сердца к сердцу. Словно круговой облет двух птиц среди необъятного неба. Полет осенью перед волнующим устремлением вдаль, за моря, за таинственные горизонты неведомых земель.

Бова долго гулял по набережной, бездумно прислушивался к гомону толпы, пытался успокоить непонятный жар тела. Но таинственное волнение не оставляло его. Он вернулся на квартиру где-то около полуночи. Хозяева спали, угрожающе храпел во сне дед Микита. Григор на цыпочках пробрался к себе, лег, не раздеваясь, в кровать. Долго ворочался, не мог уснуть.

И в полусне он начал жить в странном небывалом мире...

Григор жил на иной планете. Называли тот мир - Ара, что означало в старинной этимологии Единство. Имя у Григора было Меркурий. Любопытно, что он равнодушно принимал те новые впечатления. Даже мысли не возникало о Земле, о земной профессии, о знакомых людях. Психика жила новой информацией, новыми интересами.

Ара не была в обычном понимании планетою. Меркурий знал, что уже давным-давно человечество прожило периоды планетной эволюции. Теперь схема Центральной Системы имела такой вид: вокруг Звезды вращались гигантские сферы, спирали, спутники, которые почти полностью использовали энергию светила для потребностей населения и буйной растительности. На Главной Спирали был расположен Координационный Центр, руководивший жизнью Системы Ары. Там находились ученые, космонавты, исследователи и космократоры - демиурги новых миров. Их возглавлял Ариман - Главный Координатор. Меркурий был приближен к Ариману и наделен званием Космоследователя, функции коего состояли в выявлении нарушений слаженной, гармоничной жизни Системы. Как только где-то в одном из звеньев Ары возникали противоречия, дисгармония или неудовольствие, Меркурий брал полномочия от Аримана, садился на магнетон - корабль с вневременной функцией действия, и направлялся к нужному пункту. Дела были разнообразные: то какой-то житель Системы терял вкус к жизни и пытался исчезнуть из координат самосознания в состояние небытия; то юные аряне выводили из строя какие-нибудь энергосооружения. С детьми было легче - мыслящие биоинструкторы получали программу для реконструкции повреждений, а виновных некоторое время держали в микротартаре, где с ними занимались специальные учителя. В таком замкнутом мирке были растения, животные, строения, летательные аппараты, школы, но выбраться за ограниченное гравитационное поле, за пространственное кольцо юные правонарушители не могли. Проходило какое-то время, преступники запоминали науку гармоничной жизни и снова выходили из тартара, чтобы продолжить свою бессмертную жизнь под лучами Светила.