Евгения Мелемина - Солнце в рюкзаке

Тайтэнд принялся оделять нас бульоном, а я сидел на краю бревна, разморенный и вялый, и плевать мне было на этот бульон.

– Раннинг, – позвал он меня. – Ешь давай.

– Не хочу, – сказал я, и Квоттербек тут же поднялся и подошел ближе. Он широкой ладонью накрыл мой лоб, потом пальцами спустился под ворот куртки и посчитал пульс.

– Руку покажи, – приказал он и присел передо мной на корточки.

Я вылез из рукава и показал. Рана наполнилась кровью, но тонкая нарощенная кожа сдерживала ее внутри. Если присмотреться, то можно было увидеть, как соединяются под белой пленкой сосуды и ткани.

– Подними-ка.

Я встал и поднял руку. Квоттербек покрутил ее так и сяк, сгибая в локте, прощупал предплечье. А потом он отпустил меня – додумался. И ничего не сказал, просто отвернулся, словно жалея, что потратил свое время.

Тайтэнд стоял рядом, ничего не понимая, а Лайнмен заранее отвел глаза, я знал, ему всегда было за меня стыдно. Между ними решительно протолкалось то самое маленькое узорчатое существо и протянуло мне глиняную ледяную кружку с прозрачной водой.

– Пей, – сказало существо и заулыбалось, краснея даже под слоем загорелой темной кожи. – Так выздоровеешь.

За спиной существа шептались и хихикали ему подобные, я оторопело держался за кружку и медленно начинал соображать – это дети Эбы, сказал Тайтэнд. Они дети Эбы, и поэтому у них есть Женщины.

И это они – маленькие ходячие коврики с мягкими приглушенными голосами. Это они готовили для нас еду, которой не советовал увлекаться Квоттербек.

– Ну иди теперь… – хмуро посоветовал Тайтэнд. – Два пальца в рот.

– Только подальше, – сказал Квоттербек, – не надо им видеть.

Я пошел, а эта чертова Эба увязалась за мной под дружный хохот цветастых подружек, и с ней на хвосте я обошел почти всю деревню по кругу, злясь на себя и на нее. Ей-то что, идет и хихикает, таща за мной кружку, а я не знал, как от нее избавиться, и в итоге вышел за ворота и просто сбежал, оставив ее недоумевать.

Возвращался я, когда уже темнело, отплевываясь от горькой вязкой слюны, и снова голодный, как животное.

В центре селения костры цвели желто-фиолетовыми цветами. Флаги опали, ветер стих. Кто-то почти невидимый указал мне на домик, стоявший на отшибе, и я вошел внутрь, отодвинув плетеную занавесь и пригибаясь.

Внутри горел фитиль, утопленный в широкой плошке. За плошкой виднелась узкая злая спина Тайтэнда, завернутого в спальник. Рядом с ним лежал Лайнмен, подложив под круглый затылок широкую ладонь. Он умиротворенно хрипел. Камуфляжный ежик его волос топорщился.

Стараясь не греметь, я вытащил спальник и долго искал, куда пристроиться. Справа и слева тянулись коридорчики, и оттуда кто-то таращился, бормоча тихие непонятные слова. Оставалось место у стенки, за Квоттербеком, но я боялся туда соваться, да и вообще надеялся, что он не проснется.

Квоттербек поймал меня, когда я собирался вылезти наружу и прилечь у костра.

– Сюда иди, – сказал он и подвинулся к вымазанной глиной стене.

– Больше такого не повторится, – покаянно сказал я, забираясь в синтетический мешок.

– Тебе сколько лет? – Квоттербек говорил тихо, почти шепотом, но я различал каждую нотку и интонацию его голоса.

– Скоро год, – ответил я. – Девять месяцев.

Он приподнялся на локте и посмотрел на меня почти весело, только губы были серьезными, с опущенными уголками.

– А зачем вас теперь так красят? – Теперь у него начали слегка улыбаться и губы.

– Не знаю, – ответил я, довольный, что тема ушла в сторону. – Может, побочный эффект.

– Ничего в колбах Аттама побочным не бывает, – качнул головой Квоттербек и снова угас.

Он быстро менялся – сначала улыбался, а потом весь тяжелел, и глаза переставали сиять, становились черными, матовыми, а возле них залегали синие усталые тени.

В эти моменты мне становилось физически больно. Стало больно и тогда, я поспешил согласиться:

– Наверное, не лишнее… да.

Но он уже отвернулся, а я остался лежать с застывшей в мозгу фразой о том, что ничего в этой жизни лишним не бывает, и чем дольше я крутил ее в голове, тем глупее она мне казалась, и под конец я был счастлив, что не успел ничего сказать.

Утром Квоттербек разбудил меня первым и вывел наружу. Плавал какой-то молочный тусклый туман, и угли угасших костров подернулись седой пеленой. Я поискал глазами вчерашний костер Тайтэнда, надеясь раздобыть возле него еду, но Квоттербек не дал моим поискам завершиться. Он заставил меня снять куртку, осмотрел рану и под конец осмотра приладил внутрь моего шлема две плоские присоски, которые плотно вцепились в виски, как только я застегнул шлем.

– Пойдем, – сказал Квоттербек и вывел меня из спящей деревни.

Солнце еще не взошло, но уже готовилось, красным вскипая у горизонта. Я вспомнил о нашем Солнце – не видел его со вчерашнего дня, но спрашивать о нем постеснялся.

Квоттербек сорвал длинную хворостинку и шел впереди, помахивая ею. Я невольно засмотрелся на его длинный размеренный шаг – было в этой манере ходить что-то знакомое, но понять что – я не сумел.

Мы миновали берег желтой реки, где была утоплена наша умолкшая навек сигналка, свернули и попали к наступившему на плохо обработанное поле лесу.

Квоттербек остановился.

– Пять минут тебе побегать, – сказал он и показал на лес. – Маршрут выбирай посложнее, не стесняйся.

Я потоптался на месте, ожидая сигнала, дождался и рванул вперед, в уже знакомое мне переплетение колючих сухих кустов.

Почва здесь нигде не была жесткой – в лесу царствовали мхи и густые зонты папоротников. Подо мхами трещали гнилые скользкие коряги, сосны щетинились иссохшими низкими ветвями.

И все-таки я бежал с удовольствием. Мне легко дышалось, на мне не было лишнего груза, и весь я, здоровый уникальный организм, созданный для бега и скорости, идеально взял темп и походя, не задумываясь, выверял каждое движение.

Пару раз я зацепился за ветки, но потому, что позволил себе зацепиться, было приятно знать, что можешь рассчитать даже промах.

Обзор моего зрения был куда шире, чем у Тайта или Лайна, поэтому мир практически не имел для меня границ. Через несколько минут бега я создал для себя целую вселенную-чашу, где мое тело являлось центром, а остальное – видимой и подвластной моей памяти окружностью, на которой я одновременно выстраивал несколько маршрутов, отлично помня каждую корягу и кочку.

Пока я бежал, солнце взошло и встретило меня, сильное и здоровое порождение Аттама, теплыми косыми лучами, словно принимая в сонм тех божеств, что звались Квоттербеками…

Квоттербек сказал в наушник:

– Молодец, Раннинг. Возвращайся.

Стало приятно и тепло, как тогда, когда я впервые положил ладонь на полированный бок нашего Солнца.