Андрей Бурцев - Люди в сером 3: Головоломки

– Для чего?

– Чтобы пробудить…

– Ну, продолжайте, что замолчали? Или вы считаете, только сумасшедший сотрудник госбезопасности мог плести такую ахинею?

– Но ведь он…

– Послушайте, милейший Николай Андреевич! Если вы продолжите в таком же духе и будете дальше бекать и мэкать, я закончу эту беседу, и разговаривать вы будете с другими сотрудниками и в совершенно иной обстановке. Как вам обвинение в клевете на наши доблестные органы?! Все изменится, едва вы окажетесь за дверями этого кабинета. Никто не сможет гарантировать вам безопасность… А я могу! Вы понимаете это?!

– Да…

– Итак, продолжим. То, о чем мы сейчас говорим, имеет в какой-то мере особое значение. Поэтому договоримся так. Вы мне выкладываете все как есть и все, что помните, а я уже отделю зерна от плевел. Расскажите еще раз о тех ощущениях, которые вы испытывали во время… так называемого обряда. Что это было. Голоса, предчувствия?

– И то и другое вместе…»

В ночь с 11 на 12 июня 1983 года

Ровно за полчаса до полуночи Сорокин разбудил остальных членов экспедиции, умаявшихся за день прогулкой по городу и проспавших весь вечер, несмотря на жару, духоту и неприятный запашок в заброшенной сторожке. Хмурый и загадочный Максютов расстегнул ремни тяжелого тюка, который притащил из машины, и раздал каждому по плотно набитому рюкзаку.

Павлюков взял свою ношу и крякнул – рюкзак был небольшим, но оказался неожиданно тяжелым, словно набитым свинцовыми гантелями.

– Ничего, тут недалеко, – подбодрил его Сорокин.

На улице стояла совершенная темнота. Луны на небе не было, она должна была взойти только к трем часам ночи, насколько знал Павлюков, улица Карла Либкнехта, протянувшаяся за пустырем, равно как и пересекающая ее Клары Цеткин, была не освещена ни единым фонарем. Усыпанное по летнему крупными звездами небо казалось бездонным в своей черноте.

У Сорокина и Максютова оказались мощные фонари. Два луча света прорезали темноту пустыря, указывая дорогу прямо в середину зарослей крапивы. Никто не ворчал, но все, кроме двух ведущих, переглядывались в темноте и недоуменно пожимали плечами.

– Осторожней идите, товарищи, – предупредил Сорокин. – Здесь могут быть выбоины, не упадите…

Тут же Кеша, самый молодой из членов экспедиции, пошатнулся и взмахнул руками, издав невнятное ругательство. Правда, он тут же извинился перед строго поглядевшей на него Екатериной Семеновной, но после этого инцидента почему-то пропала всеобщая скованность, все почувствовали себя увереннее и бодрее.

Посреди пустыря Максютов остановился, скинул свой рюкзак на землю и глухим, монотонным голосом велел остальным сделать то же самое. Потом он взял поочередно каждого за руку и отвел в какую-то определенную точку.

– Все нормально, все нормально. Скоро вы все поймете, – сказал Сорокин. – А пока что прошу всех делать то, что просит Арнольд Петрович.

Павлюков отметил, что их расставили так, что они оказались в трех углах звезды, с размахом лучей метров в восемь. Что-то это смутно напомнило ему, но что, но не мог догадаться и морщил в безуспешных попытках лоб.

Загадочный Максютов тем временем достал из рюкзака и собрал какой-то прибор на высоком фотографическом штативе, похожий на теодолит, но не горизонтально, а под тупым углом вверх. Потом он несколько минут то и дело смотрел в него, а потом делал какие-то записи или вычисления в записной книжке, а Сорокин светил ему фонарем. Потом Сорокин вернулся на свое место, а Максютов раздал всем толстым черные свечи.

– Спички у всех есть? – спросил он глухим своим голосом, словно у человека, который давно ни с кем не разговаривал и сейчас вспоминал, как это делается. – А вот курить пока воздержитесь, – предостерег он Штерна, неугомонного курильщика, который пользовался каждой минутой, чтобы задымить очередной сигаретой. – Я вас надолго не задержу.

Штерн с досадой растоптал так и не зажженную сигарету каблуком. Максютов перенес штатив и установил его так, что он встал в незанятый угол правого плеча звезды, а сам, держа в руке какую-то плоскую и широкую то ли чашу, то ли блюдо, встал в острие центрального луча. Звезда была завершена.

Это же пентаграмма, пронеслось вдруг в голове у Павлюкова, и он вздрогнул, словно его пронзал налетевший невесть откуда холодный ветер. Но ветер ему лишь показался. Ночной воздух был совершенно неподвижен и тяжел, стало душно, как перед грозой. И словно в подтверждение этого далеко у горизонта бесшумно вспыхнула дрожащая зарница.

– Зажгите свечи, – донесся до него голос Максютова.

Павлюков чувствовал, как по лбу медленно катятся тяжелые капли пота, но почему-то не мог поднять руки, чтобы смахнуть их. Действуя размеренно и четко, как автомат, он зажег толстую черную свечу, а внутри у него в это время все дрожало и трепетало.

Черные свечи и пентаграмма – а пятиконечная звезда, по сути, не что иное, как незавершенная пентаграмма, – являлись непременными атрибутами черной магии, а также входили в состав Черной Мессы. Как историк, Павлюков знал примерную суть этих ритуалов. Как современный человек и советский ученый, он не мог относиться к ним иначе, чем как к примерам мракобесия и средствами управления одураченными, напуганными толпами. Но зачем это нужно здесь и сейчас, он представить себе не мог, но не мог и воспротивиться этому. Даже если бы он сумел взять контроль над своим внезапно вышедшим из повиновения телом, оставалось еще впитанное с рождения повиновение человеку власти, представителю всемогущей Конторы под известной всем аббревиатурой КГБ, которым являлся руководитель экспедиции Сорокин.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.