Кристина Каримова - Время меняться

– Ну? И когда ты мне расскажешь? – Агнешка сидела на перилах, отделяющих пешеходную дорожку от буйной зелени дворцового сада, и лениво качала ногой. Солнце золотило ее светлые волосы, и казалось, что его лучи запутались в них, как в мягком шелке.

– О чем? – Марек, навалившись на эти же самые перила, стоял рядом и смотрел как будто бы небрежно и лениво, а на самом деле с удовольствием. В легком сарафане, в сандаликах, одетых на босу ногу, с едва заметной россыпью веснушек на лице Агнешка была сейчас вся такая летняя…

– Он еще спрашивает! – возмутилась девочка. – О флаере, конечно!

– О флаере? – не понял Марек.

– Ну, ты даешь! – Агнешка даже перестала качать ногой и соскочила с перил. – Флаер. Наша делегация подарила тебе флаер. Ну не тебе, конечно. Твоему отцу. Но для тебя. С интеллектуальным блоком, адаптированный подростковый вариант. Мне о таком и не мечтать, а тебе на халяву достался. И оказывается, ты даже не знаешь!

– Ого! – пробормотал Марек. Флаер с интеллектуальным блоком – это круто. Он читал о таких, но вживую никогда не видел. – Отец ничего не говорил…

– Значит, и не скажет, – грустно вздохнула Агнешка, вспрыгнула обратно на перила и снова закачала ногой. – Опять посчитает тлетворным чужеродным влиянием.

Сейчас она явно повторяла чьи-то чужие слова, и Марек даже догадывался чьи. Он подумал, не обидеться ли, и решил, что не стоит. Отец действительно частенько был… Марек поискал слово помягче, но, кроме как «упертый», ничего не придумалось. «Ну и что? – привычно оправдал его Марек. – У него работа такая, вся страна на нем держится». Это тоже были чужие слова. Льстивые, угодливые – из стереопередач, из речей приближенных. Ну не совсем льстивые, доля правды в них тоже была. Отец, придя к власти, получил разрозненную, разваленную страну. Он начал жестко и твердо. Навел порядок, расстрелял возмутителей спокойствия, под угрозой карательных мер заставил людей работать. При его правлении настали мир и покой, которые длились уже больше двадцати лет. Правда, последнее время снова пошли выступления и демонстрации. Люди возмущаются и требуют… Марек вдруг задумался: а что же они там требуют? А, неважно! Что бы это ни было, отец справится: он хороший правитель. Марек со временем надеялся стать таким же, а сейчас просто нейтрально ответил:

– Я спрошу его.

– Сомневаюсь, конечно, что отдаст… – пожала плечами Агнешка, и солнечные блики, падающие сквозь паутину листьев, пробежали по загорелой коже. – Но если что – ты меня покатаешь!

– Само собой!

– Агния, – послышался строгий голос.

Ребята обернулись: на дорожке стояла высокая светловолосая женщина – мать Агнешки. Лицо ее было недовольным: дружбу дочери с Мареком она не одобряла. Но, к счастью, высказать это неодобрение вслух не могла – ведь Марек, как-никак, являлся наследником. А вот самой Агнешке было плевать на субординацию, и за одно это Марек был готов прощать ей все выкрутасы и девчоночьи закидоны.

– Здравствуйте, миссис Карпински, – вежливо поздоровался Марек.

– Добрый день, – почти нейтрально – с едва заметным уклоном в «холодно» – ответила женщина и снова строго обратилась к дочери: – Агния, домой.

– Ну ма-а-а-ма! – попыталась проныть-возразить Агнешка.

– Дочь? Ты слышала меня? – В голосе женщины на этот раз был лед.

Агнешка вздохнула и спрыгнула с перил.

– Пока, – виновато бросила Мареку.

Тот кивнул. И долго смотрел вслед матери и дочери, удаляющимся по дорожке парка. Женщина что-то негромко выговаривала девочке, а та виновато оправдывалась. Марек еще раз вздохнул: да, как бы ни казалось окружающим, а быть наследником диктатора все-таки не всегда выгодно…

Уже на подходе к Президентскому кабинету Марек услышал голоса. Он приостановился. Не то чтобы он собирался подслушивать, но нужно же было понять, с кем разговаривает отец и можно ли войти.

Отец был с Асланом, первым советником, и они спорили. Несмотря на то что Аслан был моложе отца чуть ли не вдвое, он единственный из приближенных Президента решался спорить с ним, а также единственный, кому это прощалось. Однажды Марек спросил отца: почему так? «В окружении каждого правителя должен быть хоть один человек, который не побоится сказать ему правду, – серьезно ответил отец. Помолчал и добавил: – Впрочем, одного вполне достаточно».

– Господин Президент, люди недовольны. Напряжение нарастает, и если на это закрывать глаза, то рано или поздно оно приведет к открытому выступлению. Изменения нужны, необходимы! – Первый советник волновался.

– Какие изменения, Аслан? – Голос отца был нетороплив и невозмутим. – У людей есть все, что им нужно: работа, уверенность в завтрашнем дне. Вспомни, что было, когда они выбирали меня Президентом: война, развал, разруха. Не я ли дал им все, что они имеют сейчас? Чего же им еще нужно?

– Мир не стоит на месте, господин Президент! Тогда все изменения были революционными. Но с их введения прошло слишком много времени. А что сейчас? Закрытый режим, ограничения и запреты, неоправданная жесткость наказаний. И все это на фоне социального расслоения. Люди все меньше верят во власть. В Президента. В вас. Нужны новые перемены: уменьшение давления, открытая политика. Люди хотят свободы: они хотят иметь право выбирать и принимать собственные решения. Людям нужна самостоятельность!

В щелку, около которой стоял Марек, было видно, что Аслан сидит, подавшись вперед: пытается убедить отца.

– Аслан! – Президент взмахом руки прервал горячую речь помощника. – Не суди по себе. Люди не хотят самостоятельности. Самостоятельность – это ответственность, а она не каждому по силам. Большинство предпочитает, чтобы кто-то решал за них. Это очень удобно: если что-то пойдет не так, в наличии будет козел отпущения, которого можно во всем обвинить. А что касается всех этих повстанческих лидеров, с которыми ты якшаешься, – и не смотри на меня так, ты думал, я не знаю? – то их цель – набить собственную мошну!

– Я не якшаюсь, – пробормотал Аслан, и Марек отчетливо представил, что смуглая кожа советника сейчас, наверное, стала еще темнее от прилившей крови. – Я должен был узнать их требования. Из первых рук…

– Не оправдывайся, – устало качнул головой отец. – Я знаю, что ты мне предан. Но, Аслан, если бы это было не так… То, имей в виду, скорее всего, что именно ты оказался бы тем самым ослом, на которого бы свалили мешок с неудачей и виной.

Стул под Асланом скрипнул, помощник чуть отодвинулся от стола, и Марек перестал его видеть. Сейчас можно было только представлять, что происходит в комнате. Может, Аслан опустил голову, а отец буравит его строгим взглядом? Или их взгляды встретились и сцепились как клинки?