Борис Георгиев - Жнец. Швец. Игрец

«И правильно ставил, – лениво раздумывал Иосиф. – Не будь этих треклятых пугалок, ради чего бы он попёрся на скалы? Не попрись он на скалы, так я и загорал бы сейчас в шести милях отсюда и в шестидесяти от берега. Сначала по щиколотку в воде, потом по пояс, потом по шею, потом… Зараза, вискарик закончился. Попросить, чтоб плеснул ещё? Развезло меня. А ему хоть бы хны. Из нержавейки он что ли, от пяток и до лысины? Странный мужик». Смотритель был мужиком странным, и, пожалуй, страшноватым. Начать с того, что имён у него было несколько. В административных документах числился Робертом Корком, смотрителем гостиницы «Ковчег». По радио – Иосиф сам слышал, – кто-то именовал его Ноем, что не так уж и странно, если принять во внимание пристрастие Роберта к мрачным прогнозам. Сам себя часто называл главным мелиоратором, должно быть в шутку. Однажды – очень странно! – когда Ёся без всякой задней мысли обозвал Корка счастливчиком, тот заметно изменился в лице, а потом, подпоив Циммермана, стал выяснять, откуда тому известно прозвище Счастливчик. После этого случая взялся регулярно накачивать гостя спиртным и вести по пьяни странные беседы – слишком откровенные для человека, живущего тройной жизнью. Такие вещи рассказывал, будто его ничуть не заботило, что Циммерман донесёт администрации про контрабанду кораллитовых полипов и осушительную возню на рифе. Притом всё время наблюдал за поддавшим собеседником, а сам пил не пьянея. Очень странно и даже страшно, но куда деваться бедному туристу из плавучей гостиницы? Сообщения с материком нет, радиорубка заперта, а когда не заперта – там Роберт. И этот самый Роберт всё время убеждает, что возвращаться на материк Циммерману ни к чему, ибо плачет по нему ледяная шахта, а если Циммерман будет слушаться старших, то, может быть, отделается лёгким испугом. А ежели Циммерман останется и реально поможет мелиорации, то срок ему, конечно, скостят, потому что победителей не судят. В том же случае, если хороший парень Циммерман героически вступит в справедливую войну с головоногими тварями и зарекомендует себя хорошо, его представят к терранской награде… «Посмертно», – думал весёлый парень Ёся Циммерман, пробуя как-нибудь незаметно выливать виски под стол, однако это ему не всегда удавалось. Он старался не впадать в уныние и страху не поддаваться, но временами природная подозрительность заставляла его усомниться: а случайно ли получилось, что он отстал от группы и застрял на рифе? Проклятая мнительность! Нелепо думать так о спасителе, попахивает чёрной неблагодарностью. Хороший же какой человек! Мечтатель!

– Одну боевую субмарину, – мечтал Роберт Корк, думая, что довёл гостя до нужной кондиции. – Всего одну, слышишь, Ёся? В кредит. Чтоб грузовиком притаранили и сбросили прямо здесь, у рифа. Ты слыхал про жёлтый гейзер? Кредит бы тогда погасили сразу, если жёлтый гейзер не враки, и ещё с десяток субмарин прикупили с полным боезапасом. И тогда показали бы этим гадам, где моллюски ночуют. Ёся!.. А, ты уже не слышишь.

Иосиф слышал, но виду не подал.

– Слабак, – негромко проворчал Роберт. – Толку от тебя…

Слабак Циммермана голову уронил на руки. В ушах шумело, однако слушал внимательно. Привыкший к вынужденному одиночеству смотритель рассуждал вслух. Пряча стаканы, бурчал: «Интеллигенты… Слюнтяи один к одному… Слизни… Этот тоже: слыхал, говорит, что акуаны разумны… Можно ли их?.. Разумны! Креветки. Ха!.. Если ты такой разумный, постарайся быть несъедобным. Хорошо бы они оказались совершенно безмозглыми, так ведь нет. Умные сволочи. Слейтер, ил ему пухом, рассказывал… Язык у них, говорил. Песни даже. Я, говорил, немножко умею по-ихнему. И что? Помогло это Слейтеру?.. Головоногие болтливые задницы. Ничего. Поднимем риф… Кстати, да. Пора бы вешку сбросить. Груз на подходе. Вот прямо сейчас, пока этот в ауте».

Хлопнула дверь.

Иосиф приоткрыл глаза, осторожно поднял голову. «Всё плывёт. Опять напоил, чтоб его в море смыло. Руки ватные и ноги. Но жить можно. Можно даже попробовать встать. Интересно, что такое вешка и что за груз на подходе? С материка нету сейчас доставки. Откуда груз?.. Ох!»

Иосиф покачнулся, схватился за стол. «Как при шторме. Но это не шторм, нет. Якорный канат натянут. Следит за этим всякая киб… автоматика. Плавучий гроб не рыс… скает, развёрнут по ветру, режет воду. Приливное течение ровное. Мелкая волна… этакую громаду даже не шевельнёт. Просто я набрался сверх меры. Голова кру…»

Пол тряхнуло. Иосиф выпустил край стола, его бросило к стенке. От удара – дверь нараспашку. В бар внесло свист и странный клёкот. Потом крик.

Иосиф спьяну не сразу понял – кричит человек. Дико, как от смертного ужаса. «На Боба напали? Звуки знакомые, так свистел и клекотал этот, как его… Откуда на Терране? Бежать туда. Корк болван. Не орать надо, а…» Циммерман метнулся к двери, но и трёх шагов не сделал… «Опять там крик. Ничего человеческого…» Хмель слетел с Иосифа мигом, он выскочил на палубу, огляделся. Увидел – помочь бедняге нельзя ничем, можно только спасаться.

Бескрайняя Не́ри обнимала его, нежила, баюкала, как а́ти баюкает в мантии первых своих кла́нир, словно бы шептала струйчато, шорохом водорослей: «Утешься нереа́н, всё проходит» – но А́киле кла́ни Нумс успокоиться не мог. Желчь, растворённая в крови, жгла сердца, уничтожая разумные мысли, как Не́ри смывает горы, обращая их в кел. А́киле, паря в пяти или шести ве́нах от роскошных садовых прядей Ми́сы, над илистыми впадинами и синими холмами, свежей прелести нереанского утра не замечал. Стайки розовых мотыльков не радовали его, не трогали душу и не тревожили а̀скаск. Гнев заглушает голод и способен лишить разума даже самого стойкого а́трана.

– Эй а́тран! – напоминал себе А́киле, сбавлял ход. Ненадолго. Жажда мести снова заполняла душу, снова желчь подступала к сердцам, толчки могучих мышц мантии вновь становились резкими. Если б попался А́киле в этот миг ненавистный келеа́н, топил бы его, душил бы медленно, а после, насмотревшись на мерзкие конвульсии сухопутника, перекусил бы пополам, чтоб потоком хлынула тёплая кровь, чтоб смешалась с водой и приятным вкусом порадовала а́скаск. Ненавистные келеи́р, сухопутники, гнусные строители гор. Ге́нзу келеи́р…

– Эй а́тран! – снова напомнил себе А́киле: «Я жрец!»

Жрец не имеет права на гнев, когда народу угрожает гибель, жрец должен пройти по кромке воды, говоря Вышнему слово, и одной силою слова опрокинуть Проклятые горы в бездну. Призвать Уборщиков…

– Ахн! – с водой раздражённо выплюнул А́киле кла́ни Нумс. Уборщиков призывал уже, бесполезно. К горам не идут, как ни заклинай; гнусный келеа́н оградил подножия Стеной Боли, на отрогах посадил несца́тлаз – бессонных убийц, и теперь никто не смеет приблизиться к предгорным долинам, даже а̀тран А́йса Вышнего. Что же будет, когда придёт время алцера́минз? Не сойтись нереа́ну с нереа́ной в прекрасных предгорных пещерах, не сплестись, творя а́минз, не произвести на славу великой Нерѐи новое поколение Нереи́р… И народ сгинет.