Александра Седых - Башня континуума. Владетель. Том 2

– Как?

– Глаз, говорю, у тебя дурной.

– Вечно ты мелешь всякие глупости!

Глупости или не глупости, а глаз у Виктории, как с ней случалось иногда, и впрямь сделался дурной. Когда она смотрела таким дурным глазом, молоденькие горничные покрывались прыщами, на кухне подгорали кушанья, лопалась и дымила проводка, скисало молоко и увядали цветы.

– Цветы завяли? – закричала Виктория на горничную, которая неосмотрительно оказалась в поле зрения хозяйки и теперь испуганно металась из стороны в сторону, будто зайчонок перед гипнотизирующим ликом удава. – Значит, принесите и поставьте в воду свежие! Что значит – где взять? Спросите у садовника! Какие же вы тупые, невероятно!

Гордон не сомневался, что закончив с прислугой, жена всерьез примется за него, и мягко, плавно, ретировался. Не хотелось начинать утро со скандала. Он зашел на кухню, заварил себе чаю, вышел на террасу и сел, наслаждаясь тихим утром.

Наслаждаться толком не получалось, в голову лезли разные мысли. Взять хотя бы дом. Содержание губернаторской резиденции в должном порядке требовало колоссальных денежных вливаний, практически постоянного ремонта и несуразного количества обслуживающего персонала. Без присмотра дом моментально начинал разваливаться. Проседал фундамент, трещали балки, осыпались старинные фрески, вздувался паркет, рамы антикварных зеркал подергивались склизкой патиной, лоскутами сходила с отсыревших стен атласная обивка, скрипели дверные петли, мутнело столовое серебро и протекали водопроводные трубы.

Виктория и слышать не хотела о том, что хотя бы несколько месяцев в году жить в их городской квартире, очень благоустроенной кстати, в самом центре Санкт-Константина.

– Гордон, что ты вечно мелешь разную ахинею, ведь это твоя официальная резиденция, ты теперь губернатор! Что значит – нет денег на ремонт? Запусти руку в бюджет. Или бери взятки. Все так делают, разве нет?

Все так делали, правда. И он тоже. Но как он мог бороться с коррупцией и моральным разложением, если сам по уши погряз в коррупции и моральном разложении?

Гордон отхлебнул чаю, прижмурился и обреченно забормотал молитву Просветленному.

– Я спокоен и умиротворен, я благ, я полон света, яркого, ослепительного света, я сам свет, яркий, ослепительный свет…

Кто-то бессовестно перебил его на полуслове.

– Герр губернатор…

Гордон открыл глаза и увидел генерального прокурора, что было не совсем кстати, учитывая недавние размышления о коррупции. Однако у прокурора оказался повод для вторжения куда серьезней, чем коррупция. Ранним утром сегодня в лесах, в десяти милях от ближайшего населенного пункта и в двух милях от Топей, были обнаружены истерзанные останки двухлетней девочки.

– Кто обнаружил?

– Местные жители. Грибники. Пошли в лес за грибами, и вот…

Генеральный прокурор был бледен нездоровой меловой бледностью и мучился сильной одышкой. Гордон вспомнил, что у прокурора больное сердце и проблемы со взрослой дочерью. Наркотики, или мальчики, словом, то, что происходит, когда отец слишком много времени проводит на работе, а воспитанием ребенка занимается мать.

– Присядьте, сейчас принесу воды.

Гордон вернулся с графином и стаканом воды, и подождал, пока прокурор накапает в стакан и выпьет сердечные капли.

– Подчерк тот же?

– Да, все то же самое. Ребенка задушили чем-то вроде резинового жгута и… обглодали. Смерть наступила в районе трех-четырех суток. Личность ребенка пока не установлена. Сейчас мы проверяем все зарегистрированные случаи пропажи детей в Санкт-Константине и пригородах, а также…

Неизвестно отчего, но слова о резиновом жгуте вызвали мысль о длинном щупальце с присосками. Прокурор продолжал излагать обстоятельства чудовищной находки, Гордон раздраженно махнул рукой, заставив его замолчать.

– Вы ничего там не трогали?

– Нет. Следователи только что поехали туда…

– Хорошо, по дороге мне расскажете подробности.

– Вы тоже поедете?

– Само собой. Еще заедем за министром внутренних дел и министром обороны. Вместе нам будет куда веселей… и не так страшно в том темном, глухом лесу.

– Министр обороны? Вы считаете, пора подключать Регулярную Армию? – затосковал прокурор.

– У нас уже пятнадцать маленьких мертвых детей и еще четыре неясных случая пропажи малышей, скорее всего, связанных именно с этим делом. Что еще вам нужно? Массовые народные волнения?

Генеральный прокурор и сам понимал, что ситуация чрезвычайная, но он относился к тому сорту людей, которые всегда опасаются, как бы чего дурного не вышло, и радикализм губернатора пугал его. Деликатно покашляв, прокурор тактично заметил, что военные патрули в мирное время могут вызвать у населения ненужные ассоциации… с диктатурой, например.

Гордон на это заметил, что ассоциации – дело вкуса, у него лично военные патрули ассоциируются исключительно с безопасностью мирных граждан. Что непонятного? Все понятно? Велев мятущемуся прокурору подождать десять минут, Гордон помчался наверх, лихорадочно натянул сапоги, свитер и куртку, так как с Топей даже в это теплое время года тянуло ледяной, промозглой сыростью. Дробовик он прихватил тоже. Мало ли кто или что бродило в непролазных чащах.

В коридоре губернатор наткнулся на жену.

– Гордон, куда ты?!

– Прости, надо ехать. Опять ребенка убили.

– Как? Но мы ведь собирались встретить моего брата! Я вообще не понимаю, какой смысл тебе постоянно ездить и смотреть на трупы…

– Я должен осмотреть место происшествия, – поправил Гордон несколько рассеянно.

Хотя, да, она была права, и на труп придется взглянуть тоже.

– Птенчик, я быстренько, вернусь к обеду.

– Ты не успеешь…

Он отодвинул жену с дороги, мягко, но непреклонно.

– Я ушел.

– Нет! Вернись! – вскрикнула Виктория.

Признаться, она бы сама здорово удивилась, если бы он послушался и вернулся. Мужчины! И, конечно, Гордон являлся типичным представителем глупого мужского племени и теперь бесстрашно рвался бороться с чем-то, о чем не имел ни малейшего понятия.

Виктория минуту-другую стояла посреди коридора, прижав руки к животу, где корчилась и ворочалась чудовищная ярость. Медленно она развернулась и пошла по коридору, устланному кричаще алыми ковровыми дорожками. Выйдя на балкон, она облокотилась на резные перила, глядя на чистое, свежее, лучезарное утро. Серые глаза ее вдруг сделались темно-зелеными, будто листья болотных кувшинок, светлые волосы потемнели и зашевелились на голове, как змеи. Губы Виктории разомкнулись и зашептали заклинание на древнем, давно забытом языке.

Там, куда она смотрела и шептала, зародилась буря. Пока еще невесомый ветерок промчался по саду, обрывая листву с деревьев и спелые плоды с яблонь и слив.