Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том первый

– Вот вас, девушка, как зовут? Кто вы и откуда?

– Котова Мария Сергеевна, – тут же ответила девушка, – работаю… работала секретарем и по совместительству начальником отдела кадров завода железобетонных изделий. Всю жизнь – почти тридцать два года.

– Сколько?! – поразился подполковник.

Девушка, которой на вид было не больше двадцати, была (он быстро прикинул в уме) не намного его моложе.

– Да, – с гордостью подтвердила Котова, – с первого марта одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года – тридцать один год и семь с половиной месяцев.

– Дела, – опять удивленно протянул он, – ну хорошо. Внимание, – уже громче, для всех, – Мария Сергеевна Котова назначается заместителем командира по кадровой работе. Сейчас всем, в первую очередь женщинам и детям пройти регистрацию.

Подполковник перевел взгляд на стоящую рядом пару – крупного, гораздо крупнее его самого, парня, который удерживал за шиворот пиджака второго – значительно меньшего габаритами. На правом глазу последнего наливался внушительный фингал.

– Фамилия, имя, отчество, – потребовал у здоровяка Кудрявцев, – кем работаешь; где служил; звание?

Почему-то он не сомневался, что парень не из тех, кто когда-то всеми силами и любыми средствами откосил от действительной.

И точно – здоровяк (отпустив пиджак соседа, отчего тот едва не растянулся на траве, удержав равновесие в последний момент) собрался внешне и внутренне, втянул и так не сильно выпирающий живот и отчеканил вытянувшись по стройке «Смирно»:

– Дубов Виталий Александрович, водитель лесовоза «Фискарс»; старший сержант запаса, демобилизовался в две тысяча пятом году – замкомвзвода роты бетонных работ инженерно-саперного батальона…

– Что, реально «бетонных работ»?! – так часто, как сегодня, Кудрявцев еще никогда не удивлялся.

А ведь день только начался…

– Так точно, товарищ полковник! – гаркнул бывший старший сержант, и Александр удовлетворенно кивнул – парень службу знал – вон как непринужденно проглотил приставку «под».

– За мной! – скомандовал подполковник и кивнул второму парню, – ты тоже!

Через минуту они обогнули и кровать соседки Александра, и сервировочный столик, который парень, на ходу представившийся Ершовым Виталием Васильевичем, художником из Перми, едва не перевернул – так загляделся на коленки красавицы. Кудрявцев в последний момент успел выдернуть Ершова из опасной зоны и отпустил его рукав только у собственного стола. Совсем скоро стол стоял под солнцем, перед Котовой, основательно утвердившейся в любимом кресле Александра, который он сам любезно и принес своему заму по кадрам – пока единственному заму.

Однако перекличка, или перепись, так и не началась. Опасливо обогнув алабая, который успел вернуться на свое место, перед Кудрявцевым остановился еще один здоровяк. Он был немного помельче первого и не таким опрятным. Его камуфляжный костюм был здорово помят, густо покрыт масляными и какими-то иными пятнами, а на плече еще и здорово надорван. От него даже на расстоянии полутора метров – оттуда, где он остановился, не решившись видимо подойти к подполковнику вплотную – несло водкой, вернее самогонкой. Вряд ли какой завод решился бы выпустить официально напиток с такой концентрацией сивушных масел.

Однако речь его оказалась вполне трезвой, хоть и не такой связной, как у Дубова:

– Там, товарищ полковник…, товарищ подполковник… Там, – парень в замызганной спецовке все тех же лет двадцати (парень, конечно, не спецовка; хотя…), – так вот, – парень махнул рукой куда-то вглубь развалин и зачастил словами, – там бабка Оля; нет, она живая еще, шевелится, только кровищи натекло… А как я ее один вытащу – трактор ведь ни туда, ни сюда… Вот!

– Ага, – догадался Кудрявцев, – тракторист. Ухитрился не только в развалины заехать, но и придавить кого-то. Не кого-то, а бабку Олю, – поправил он сам себя.

– Мария Сергеевна, начинайте без меня, – подполковник огляделся, – сержант, ты, ты и… вы.

Пятым кроме названного Дубова, Ершова, тракториста и, естественно, самого Александра, в спасательную команду попал представительный, хотя и молодой мужчина, который совсем скоро назвался Романовым Алексеем Александровичем, профессором кафедры иностранных языков Санкт-Петербургского университета, пятидесяти четырех лет отроду (чему подполковник, даже глядя на пышущего юношеским румянцем лицо профессора удивился как-то отстраненно – привык наверное к подобным казусам). Он и к себе-то стал прислушиваться и присматриваться, если только можно было назвать так быстрый экзамен, устроенный собственному физическому состоянию на ходу незаметно от других. Что бы подумал тот же профессор, увидев, как мужчина в форме подполковника российских десантных войск принялся бы на ходу крутить сальто, причем падая перекатом на голый бетонный пол без всяких последствий для организма, а затем этот же пол ломая голой рукой?

– Хвастун и дурак – вот бы что он подумал, – отчитал себя подполковник, одновременно наливаясь дополна внутри диким восторгом оттого, что организм действительно чувствовал себя превосходно.

Даже внизу живота, где последние полгода тянула и тело, и душу нудная непреходящая боль, из-за чего, собственно и произошла вся история с бессонной ночью восемнадцатого сентября две тысяча пятнадцатого года, с автоматическим пистолетом Стечкина – самым преданным и надежным другом Кудрявцева, и пальцем на его курке.

– Никому я в этом мире не нужен, – вспомнил он вдруг последнее, о чем подумал перед своим выстрелом, закончившимся так необычно, – а вот хрен вам, ребята! Я еще очень даже нужен – хотя бы вот этой бабке Оле.

Последняя лежала, накрытая какой-то грудой из переломанных досок и всяческой рухляди, которая годами копится в любом деревенском сарае – а именно сюда въехал трактор Анатолия Анатольевича Никитина, как оказалось ровесника профессора – и по официальному возрасту, и по внешнему виду.

Бабка Оля действительно шевелилась и даже слегка постанывала. Кудрявцев вдруг не к месту улыбнулся, подумав, что неведомая пока Ольга окажется очень бойкой старушкой… лет двадцати. Никто из бойцов профессорского и иного рядового состава улыбки этой видеть не мог, потому что все дружно разгребали завал; кроме командира, естественно. Александр задумчиво разглядывал что-то сельскохозяйственное и непонятное – фрезу или культиватор – которым трактор упирался в железобетонную стену, раньше бывшую частью чьей-то квартиры. Назад четырехколесной «Беларуси» ходу не было, если только уронить стену. Однако такой вариант подполковник пока даже не рассматривал – и трудоемко, и опасно, а главное – на все эти стены, крыши, подвалы у него уже были планы. Причем далеко идущие.