Руслан Бедов - Хранитель бездны. Фантастическая повесть

– Сами научились, – майор устроился поудобнее на сиденье и закрыл глаза.

Я с завистью посмотрел на него и, откинув спинку кресла, постарался расслабится. Хоть как-то осознать происходящее я даже не пытался. Любая попытка осмысления новой реальности, ворвавшейся в мою доселе довольно серую и никому не интересную жизнь, казалась мне выше психических возможностей. Я был уверен, что моя психика и так находилась на пределе, и я вот-вот сойду с ума, если это уже не произошло. Уж больно взбесившаяся реальность вокруг меня походила на галлюцинацию, навязчивый бред…

Я наверное, все-таки заснул. И, вероятно, в тот самый миг кому-то понадобилось меня разбудить. Я нехотя поднял веки. Майор энергично тряс меня за плечо и почему-то широко улыбался:

– Хорош спать, уважаемый, – своим обычным загадочным полушепотом сказал он, – у нас привал. Здесь я вам оставил немного еды, поешьте, пройдитесь, разомните ноги. Впереди еще долгая дорога.

Я хотел послать его ко всем чертям, поскольку чувствовал себя обессиленным. Но упоминание о еде вдруг вызвало в желудке неприятное ощущение. Я вспомнил, что уже давно не ел.

Кряхтя, я вылез из автобуса и огляделся.

Аккуратная асфальтированная дорога плавными зигзагами вилась среди бескрайнего поля подсолнечника, покрытого глубоким словно океанская пучина и чистым небом. Нигде, куда мог дотянуться взор, я так и не увидел ни лесопосадки, ни электрического столба. Ярко-желтые подсолнухи, похожие на по-детски любопытные глаза с большими черными зрачками спелых семечек, с наивной открытостью и немым вопросом смотрели на плывущее в небесном океане солнце. Я набрал полные легкие этого божественного благоухания и зажмурился от удовольствия, словно кот после хорошего обеда…

– Представляешь, сколько можно собрать семечек с этого поля?

Я вздрогнул, услышав голос. Морозное дуновение продрало спину, как будто спускаешься по утыканной гвоздями горке. Не по моей воле моя голова повернулась на окаменевшей шее, – рядом стоял Михаил Владимирович с таким же блаженным выражением лица, какое было у меня секунду назад. Он выглядел так, как я привык его видеть до смерти: босиком, безупречное белое кимоно, неизменный китайский дракон на груди, густая седая борода, в которой пряталась улыбка человека, таящего в себе намного больше, чем можно увидеть.

– Когда я был совсем маленьким, лет эдак пять или семь, на краю моей деревни тоже росло такое же бесконечное поле влюбленных в небо подсолнухов. Оно, конечно, было относительно небольшим, но мне казалось бесконечным. Я любил гулять среди зеленых мохнатых стеблей, воображая, что нахожусь в лесу из сказок, которые читала мне мама перед сном.

Учитель усмехнулся и, удобно усевшись на поросшую пыреем обочину в тени стены подсолнухов, продолжал говорить, разглядывая замысловатый рисунок из трещин на разгоряченном асфальте.

Я не смел оторвать от Михаила Владимировича взгляда. Наверное, даже не дышал, пока слушал его. Воздух вокруг стал вязким и плотным настолько, что тяжело было повернуться и сделать шаг. Я стоял на дороге возле машины и не мог сдвинуться с места.

– Однажды я решил пройти через это поле подсолнухов от одного конца до другого. Шел долго, во всяком случае, мне так казалось. Когда казалось, что за следующим рядом стеблей появится просвет и мое путешествие закончится, просвет все не появлялся. За ближним рядом словно нарочно вырастал следующий ряд, а за ним следующий, и так до бесконечности…

– Я точно знаю, что вы умерли, – наконец, набравшись храбрости, произнес, я, оглядываясь вокруг в поисках майора и его молчаливых телохранителей, но их не было видно.

– Знание относительно, дражайший… – ответил учитель, – поле подсолнухов, которое, как я знал, будучи сопливым мальчуганом, что оно было бескрайним, показалось мне не таким уж и большим, когда я взглянул на него в зрелом возрасте.

Я молчал. Оцепенение отпустило меня, и я смог двигаться. Мне было страшно, но я пытался не обращать на это внимания. Я никогда не встречался с мертвым. Стараясь выглядеть непринужденно, я присел на траву рядом с Михаилом Владимировичем, пытаясь определить насколько он реален. От него пахло также, когда я знал его живым, – каким-то тонким восточным ароматом.

– Размер поля всегда был одинаков, – ответил я, чувствуя, что от меня требуется ответ, – восприятие поменялось с возрастом.

Учитель рассмеялся, хлопнул обеими ладонями по коленям и выпрямился. Он всегда так делал, когда хотел объяснить своим ученикам нечто, чего они не понимали.

– Ты, кажется, проголодался, – неожиданно будничным голосом сказал Михаил Владимирович, – вот бутерброды. Бери.

Я опустил глаза. Передо мной на расстеленной газетке лежало несколько аппетитного вида бутербродов с маслом и вареной колбасой. Не смотря на то, что я еще несколько мгновений назад умирал от голода, сейчас мне совсем не хотелось есть. Непонятное гнетущее чувство противной тошнотой поселилось на место желудка. Хотелось сорваться и утопиться в этом море счастливого подсолнечника…

– Дерево совершенно не только тогда, когда достигло зрелости и увенчалось шикарной кроной, – говорил Михаил Владимирович, – оно обладает абсолютным совершенством еще будучи желудем, невзрачным ростком, который жаждет поглотить скоро сохнущий сорняк. Его совершенство заложено в нем до его появления.

Под требовательным взглядом учителя я все-таки взял в руки бутерброд.

– К чему вы это говорите? – спросил я, перемалывая зубами пищу. Ощущение надвигающегося «нечто» вполне оформилось в моем сознании. Я понимал, что мне оставалось только встретить его, взглянуть ему в глаза, услышать его, почувствовать… А пока истекали последние секунды тишины, я старался понять.

– К тому, что мое восприятие маленького поля подсолнухов было таким же совершенным в детстве, каким оно стало позже. Ведь мир одинаково бесконечен, когда ты муравей и когда гигантский динозавр, просто бесконечность эта воспринимается на разных уровнях, хотя это ни в коей мере не значит, что один уровень в чем-то ущербнее другого.

С этими словами Михаил Владимирович снял с себя китайского дракона и вложил в мою запачканную сливочным маслом ладонь.

– Почему вы мне его отдаете? – запротестовал я, пытаясь вернуть подарок. Амулет будто-бы стал раскаленным и нестерпимо пек кожу.

– Когда будешь готов одень его, бесконечность Вселенной покорится тебе…

Я открыл глаза в тот момент, когда почувствовал боль. Наш микроавтобус летел по пустому ночному шоссе среди бескрайнего поля, то и дело подскакивая с грохотом на колдобинах. Салон заливал ослепительный свет галогенных фар автомобиля, ехавшего за нами. Нас преследовали. Я потер шишку на лбу.