Александр Тебеньков - Сны во сне и наяву. Научно-фантастический роман

– Мне выбирать не из чего.

– Стоп, стоп! Альтернатива есть всегда. Здесь, со мной – работа на полном серьезе, в перспективе – возможное понимание себя. В другом месте – лечение наобум Лазаря, которое, тем не менее, может случайно помочь. И третий вариант: оставить все как есть. Ведь вы, в конце концов, не больны.

– Именно этого-то мне и не хочется! Ни лечения вслепую, ни, тем более, продолжения прежней жизни. Хватит, сыта по горло… Так что, уважаемый Павел Филиппович, – она напряженно улыбнулась, – не оставьте своей милостью. Не будем ждать ни недели, ни даже дня. Согласна с вами работать, согласна глотать ваши таблетки и обвешиваться датчиками. Обещаю быть примерным и послушным кроликом. Если нужно где-то что-то подписать – давайте.

– Спасибо, Нина Васильевна.

– Но одно условие…

– Да-да, конечно, я вас слушаю.

– В общем, так, Павел Филиппович… Я, разумеется, не специалист, десятой доли не пойму, но все же… Словом, я прошу ничего от меня не скрывать. Хорошо?

Баринов встал.

– Обещаю вам. Моего слова достаточно?

– Да.

– Слово я вам даю. Ни один вывод, вас касающийся, от вас скрыт не будет… А теперь – еще по чашечке кофе, и наметим, с чего начнем.

– Завтра?

– Нет, с понедельника.

Нина была достаточно умудрена жизнью, чтобы ждать чего-то необычного и особо интригующего от начала их совместной работы. К словам – по поводу их именно «совместной» работы – она с самого начала отнеслась скептически. Какая тут работа с ее стороны! Подопытная морская свинка, уважительно именуемая добровольцем – вот какие ее функции.

Люди в лаборатории Баринова подобрались на удивление неплохие, по крайней мере, на первый взгляд.

Собственно, Нина не по-женски всегда предпочитала видеть в человеке с самого начала что-то хорошее, зачастую даже закрывая глаза на какие-то не нравящиеся черты характера или манеру поведения. Нередко это выходило ей, как говорится, боком, но она не слишком огорчалась: все мы люди, все мы человеки, и ничто человеческое нам не чуждо. Если в принципе какие-то недостатки могут быть у людей вообще, то почему бы им не оказаться у данного, конкретного человека?.. Поэтому она большей частью предпочитала мириться с таким положением, стараясь уживаться со всеми людьми, с которыми вынужденно сталкивала жизнь, чем бессмысленно сетовать на неприятное соседство. Принимать окружающих как они есть – это и проще, и спокойнее.

«Работа» поначалу казалась нетрудной, даже приятной. Тем более что за нее, оказывается, еще и платили: по пять рублей за ночь.

…К половине одиннадцатого вечера Нина появлялась в лаборатории. Через полчаса, опутанная проводами, оклеенная датчиками, она ложилась спать в персональной кабинке. Больше от нее ничего не требовалось – только семь-восемь часов крепкого, здорового сна.

Утром она минут на сорок появлялась дома, кормила Сережку и мужа. Удивительное дело, у нее почему-то появилось даже немного свободного времени – по сравнению с прошлым. На Юру она переложила только два дела: вымыть посуду и проследить вечером, как Сережа уснет, а укладывала сына в постель она сама.

Ночи на субботу и воскресенье Нина проводила дома и кошмарно не высыпалась, хотя старалась все равно взять свои восемь часов сна.

1

Новизна быстро кончилась, настали будни нового образа жизни.

Юре уже через неделю приелось заглядывать сочувственно в глаза, лишь только она переступала утром порог, и спрашивать проникновенно, чуть не со слезой: «Ну, как? Выяснили, в чем дело?»

Баринов вышел проводить ее к автобусу.

Утреннее солнце сидело на крышах домов. Розы в цветнике пахли все сильнее, наполняя ароматом небольшой, закрытый со всех сторон кустарниками и деревьями двор.

Вопреки уверениям, что работать он привык в основном по ночам, выглядел Баринов неважно. Нина про себя даже пожалела его. Чего ради так изводиться? Неужели мало сотрудников, или он им не доверяет? Или думает прямо вот так, с ходу, понять и объяснить то, что с ней происходит?..

Они шли неторопливо, перебрасываясь округлыми, ничего не значащими фразами – небо сегодня будто вымытое; а дышится-то как хорошо ранним утром; да, жары пока нет…

На безлюдной остановке он, не дожидаясь автобуса, протянул руку:

– До свидания, Нина Васильевна.

– До свидания, Павел Филиппович. До вечера.

– Да, до вечера. Только я хочу вас попросить – приходите сегодня пораньше, пожалуйста. На часик. Сможете?

– Конечно.

– Вот и прекрасно. – Он улыбнулся, кивнул и пошел назад.

Нина смотрела ему вслед. Усталой походкой он шел по свежеподметенному и вымытому асфальту, слегка сутулясь и чуть заметно приволакивая правую ногу.

В его кабинете появился узкий и высокий шкаф.

Демонстративным движением Баринов открыл перед ней глухую полированную дверцу, из шкафа противно дохнуло новой мебелью. В темном и пустом чреве на средней полке сиротливо приютились две небольшие картонные коробки и красная коленкоровая папка для бумаг.

– Этот глубокоуважаемый шкаф для вас, Нина Васильевна. Вернее, для материалов вашего обследования. А вот и первые ласточки.

Внутри коробок лежали рулоны линованной бумаги из самописцев.

– Итак, что мы имеем на сегодня, – развязывая тесемочки папки, Баринов опустился в кресло. – Ваш сон, как вы знаете, мы фиксируем по тридцати двум каналам телеметрии. Пишем ваши энцефалограммы, кардиограмму, замеры температуры и биопотенциалов на отдельных участках тела, еще кое-что. Словом, почти полный набор параметров, которые мы можем не только замерить, но и худо-бедно понять и объяснить. Мы с вами отработали двенадцать ночей, в общей сложности около ста часов чистого сна. Здесь, – он похлопал ладонью по красной папке, – здесь протоколы. Помня наш уговор… Будете сами читать, или мне лучше коротенько прокомментировать, что и как?

Нина неопределенно пожала плечами.

– Ну, хорошо, – он раскрыл папку и, повернув, пододвинул ее по гладкой поверхности стола к Нине.

«Протокол №1, опыт 24/84.» – Прочитала она. – «Испытуемый: Афанасьева Нина Васильевна, 34 года. Ответственный за опыт: ст. лаборант Костикова Л. Начало: 23 часа 11 минут 28 мая. Конец: 7 часов 02 минуты 29 мая.»

Дальше шел перечень аппаратуры, потом сплошная таблица с десятком граф. Понятны были только две – «Время» и «Примечания». Шапка протокола и графы таблицы были заполнены одним почерком, по школьному округлым и аккуратным. Нина наугад прошлась по примечаниям, выхватывая отдельные фразы: «повернулась на правый бок», «левой рукой поправила одеяло», «два раза кашлянула»…

– За мной наблюдают? – Нина подняла голову.

– Да, конечно. Разве я не говорил? Кроме снятия телеметрии на первых порах ведется и непрерывное визуальное наблюдение.