Виктор Трошнев - Право на попытку

Кстати, не один плюс, а два. С обычной водки крышу рано или поздно сносит. Ну, кто петь начинает, кто в драку лезет, кто смеётся без удержу. А с этого – нет. Просто хорошо на душе становится. И радионуклиды из организма со свистом вылетают. Даже слышно, как быстро они летят.

Так вот. Устроился я в уголке. Нацедил первую. Аж рюмка запотела. Нацепил на вилочку шмат яичницы с куском сала, открыл рот и… за стол, не спрашивая разрешения бухнулся Звонарь.

– Нет. Привет, Плюс. – Он нагнулся к моей тарелке и шумно втянул носом воздух. – Гуляешь?

Эта сволочь двумя пальцами ловко подцепила из моей тарелки кусок сала и, запрокинув голову, отправила его в рот. Это напоминало кормление птенца. Только птенец был не птенец, а взрослый пеликан. Следом туда же отправился сдвоенный кусок ржаного хлеба.

– Нет, нальёшь? – Громко чавкая, Звонарь мотнул головой в сторону моей заветной.

Я перевёл дух. Досчитал до десяти. Всё же стрелять в баре нельзя, а очень хотелось. Потом выдохнул, бахнул сто и закинул в рот яичницу с вилки. Молча, как вы понимаете. Всё же, когда я ем, я глух и нем – в детском садике ещё так учили. Прожевал. Повторил процедуру. И сразу ещё раз. Всё это время Звонарь всухомятку пытался прожевать хлеб.

– Слушай, Звонарь, ёлки-иголки, – я наклонился к сталкеру. Он невольно повторил мой жест и подался навстречу. – А не пошёл бы ты! – И в вольной форме, используя очень красивые речевые обороты, объяснил ему направление движения, глубину погружения и всё такое прочее. К счастью, Звонарь, всё ещё продолжал работать челюстями и не мог ничего сказать в ответ. Но когда я, закончив свою пламенную речь и бахнул ещё сто, его кадык судорожно дёрнулся, пропихивая в желудок содержимое пеликаньей пасти, после чего Звонарь сказал:

– Нет. Так нальёшь?

По ощущениям получалось, что когда я начал говорить, Звонарь куда-то вышел, а вернулся в аккурат к тому времени, когда я закончил.

В сердцах я махнул ещё одну, уже не закусывая, а то, что осталось в бутылке, двинул по столу в сторону Звонаря. Запотевшая бутылка, оттаяв, оставила на столе след, похожий на след гигантской улитки. Настроение было безвозвратно испорчено. Успокаивало только одно. Нектар, хранящийся в покрытой инеем бутылке, по мере уменьшения его количества, нагревался, тара теряла аппетитный вид, а напиток вкус. Так что ему досталось самое несъедобное.

Я встал и направился к стойке, намереваясь немного продолжить. Организм прямо чувствовал, что не вся радиоактивная гадость из него вышла и требовал продолжения медицинских процедур.

Не тут-то было. Какой-нибудь писатель, красиво приврав, написал бы, что когда я подошёл к стойке, Звонарь уже ждал меня там. Нет.

Но это ошибочно созданное природой тело, радиоактивное шило ему в гузло, всё же успело. И именно в самый неподходящий момент, когда я, подцепив на вилочку острый мексиканский маринованный перчик, примерился опрокинуть соточку всё того же волшебного напитка.

– Нет. Я ж к тебе не просто так. – Звонарь жарко зашептал, наклонившись к самому моему уху.

Врать не буду. Моя рука не замерла, а продолжила движение и нектар устремился по пищеводу, который уже предвкушал поступление туда же и перца. И всё поступило куда надо, вызвав какие надо ощущения.

Я тут, можно, про перец лирическое отступление сделаю. Ну его, этого Звонаря, про него я успею, а про перчик, это важно. Так вот. Я вообще не особо задумывался, откуда на территорию Зоны попадают всяческие деликатесы, вроде медицинского спирта или свежих куриных яиц. Меня они интересуют с точки зрения употребления, а не с точки зрения логистики. Но вот такой маленький, маринованный мексиканский перец я и за периметром днём с огнём не найду. Как говорил Карл наш, великий экономист, Маркс, а, может быть и Джон, как его там, Мейнард Кейнс, что ли: «спрос рождает предложение». А какой может быть спрос на острый перец, если ни один здравомыслящий и остро чувствующий человек не может за один раз съесть один стручок этого самого предложения? Во-от. А зато я это дело очень люблю и уважаю. Между прочим, три таких могу употребить. Ну, в смысле, рюмка – перчик, рюмка – перчик. И так три раза. После четвёртого в горле першит. А то, бывает, и икота нападает. Так вот. Я такие перчики специально раньше искал. Найти можно было крайне редко. Только в очень крупных супермаркетах. А вот здесь, не так далеко от центра Зоны, этот деликатес подавали в баре, как здрасьте. Не видел ни разу, чтобы кто-то их заказывал, но они были в меню! Вот так, а вы говорите, Звонарь.

– Нет. Я ж к тебе не просто так, – продолжил Звонарь после того, как перчик, проделав недлинный путь по пищеводу, упал в желудок, где кроме порции яичницы и граммов этак пятисот-шестисот ничего не было. – У меня предложение к тебе реальное есть. – Только я на мели совсем. Капни чутка. Колосники горят, а бабло немного закончилось.

Стрелять, напоминаю, здесь нельзя. Драться тоже. Не, ну раньше попадались отморозки, кто этого не понимал. Где они теперь? Кто знает. И я не знаю. И оказаться там, где они, не хочу.

– Слушай, Звонарь, – я взял его одной рукой за грудки, второй показывая Феликсу, что можно повторить. – Я устал. Я только что вернулся, ёлки-иголки. У меня настроение ниже канализации. Давай так. Я тебе сейчас налью. Я тебе по доброте душевной два раза налью. Только ты со своими делами иди…, ну в общем к кому-нибудь другому иди, а? – Я повернулся к стойке. – Вот этому два по сто обычной. И закуски какой-никакой. Пусть пожрёт и отвяжется. – Так нормально? – Я опять повернулся к Звонарю.

– Нет. У меня к тебе предложение реальное есть. – Похоже, Звонарь опять выходил, когда я ему выпить-закусить заказывал. Да твою ж мать, ёлки-иголки! Ну за что мне сегодня это наказание?!

У меня в памяти всплыл смайлик из сталкерского чата, где какое-то жёлтое круглорожее создание бьётся головой о стену. Я тоскливо оглянулся вокруг. Спасения не было.

– Ну, говори уж. Может махнёшь сначала? – Я придвинул к нему рюмку.

– Нет. – По привычке сказал Звонарь, намахивая. – Выдохнул, вытер губы рукавом и продолжил. – Нет, давай за столик, в уголок. Разговор кон… конфи… конфе… в общем, чтобы не слышал никто. – С этими словами он сгрёб со стойки вторую рюмку, бутерброд, на котором кусочек колбасы по форме напоминал пиалу, дно которой прибили к хлебу гвоздём, и двинулся в угол, уверенный, что я пойду за ним.

Я вздохнул. Проследил за ним взглядом. Прислушался к ощущениям. Ощущения сказали, что мне пока надо тормознуть. С горя сунув в рот перчик, я икнул и двинулся следом. Всё же человек ради того, чтобы что-то сказать, чуть от рюмки не отказался. Надо уважить и выслушать.

В книгах обычно красиво пишут «Проснулся в холодном поту». Андрей испытал это выражение на себе. Температуры не было и быть не могло. Но сон стоял перед глазами. Которые Андрей даже открыть боялся.