Леонид Воронов - Форум богов

– По поводу отгулов идея хорошая, – сказал он, – мне нужно согласовать это с руководством, и я буду настаивать, чтобы дома побывали все желающие, по очереди. Через три дня я сообщу капитанам о принятом решении. Как вы понимаете, не все зависит от меня. В выплате зарплаты я заинтересован, так же как и вы, и добиваюсь этого всеми средствами. Возможно, ваш протокол будет еще одним аргументом. Но обещать не могу. А по поводу продуктов разберусь сегодня же.

Когда представители ушли, Сорокин позвонил кладовщице.

– Галина Викторовна, когда вы снимали остатки?

– А в прошлый четверг.

– Зайдите ко мне со всеми документами.

Бегло просмотрев документы, Сорокин спросил:

– У нас 400 килограммов сливочного масла, 600 килограммов колбасы, больше тонны яблок, картофель, почему ничего из этих продуктов не попало на шаланды?

– Валерий Григорьевич, я же на Новый год берегла!

– Однако на наших столах все это есть. Вас не тяготит ваша должность? Я могу перевести вас на более легкую работу, уборщицей, например.

– Валерий Григорьевич, я же хотела как лучше!

– Распределите все продукты пропорционально и выдайте их на шаланды.

– А как это пропорционально?

– Разделите все продукты на 85 и умножьте на 51.

– Так это же больше половины!

– Вот именно. Через неделю чтобы все было распределено, лично проверю, а сегодня треть всех продуктов выдайте на шаланды.

– Так уже четыре часа, Валерий Григорьевич!

– Повторяю, если вам это в тягость, завтра сдадите дела Савиной.

В начале января от Сорокина на имя Кулагина пришли топливные и продуктовые отчеты и ремонтные ведомости. По этим документам выходило, что караван находится в катастрофическом положении. Продукты на исходе, системы и дизель генераторы на судах нуждаются в срочном ремонте, а значит и в запчастях, а главное, дефицит топлива в условиях 27-градусных морозов грозит размораживанием трубопроводов и систем.

С этими аргументами Кулагин пришел к Кожевникову и сказал, что не даст ни рубля, чтобы исправить положение, если Кожевников будет упорствовать. Кожевникову пришлось принять условия Кулагина.

Разрешение на продолжение перехода было получено, но к этому времени бухту «Золотой Рог» сковало льдами. Для корпуса «Александра Губанова» льды угрозы не представляли, а вот донные створки трюмов на шаландах могли быть повреждены. Караван застрял во Владивостоке до весны.

Вскоре Сорокин получил необходимую сумму для закупки топлива, продуктов, и на небольшой аванс экипажам. Топлива хватало еще на два-три месяца стоянки, и закупать его Сорокин не стал. Он пополнил запас продуктов и выплатил экипажам зарплату. Кулагин пришел в ярость, когда увидел ведомости заработной платы, но дело было сделано.

Почти все камчатские моряки смогли побывать дома. Для моряков БТФ такая поездка была слишком дорогим удовольствием, и на нее мало кто решился.

Однажды Зарубин, возвращаясь из города, встретился на автобусной остановке с начальником каравана, и вдруг вспомнил, что никто так и не удосужился поблагодарить Сорокина за изобилие на столах, за поездку домой. Однако Сорокин не дал закончить фразу смущенному Зарубину:

– Меня не за что благодарить, Арнольд Антонович, это входит в мои должностные обязанности, и вам спасибо, что вы мне их напомнили. Я сейчас разрабатываю проект индивидуальных контрактов, и хочу вас попросить, чтобы вы, как представители экипажей шаланд, в этом поучаствовали. Вы внесете свои предложения, а потом мы вместе их обсудим.

Зарубин получил у Сорокина черновые наброски контракта, и обсудил их с Ишаевым и Веденским. Почти все уточнения и дополнения Сорокин одобрил, и на общесудовом собрании текст индивидуальных контрактов был утвержден. На этом же собрании Арнольда Зарубина избрали председателем судового комитета каравана.

В марте земкараван вышел из бухты «Золотой Рог» и взял курс на Юг. С каждым днем становилось все теплее. В авангарде по прежнему шла «Амгунь». Караван миновал Корейский пролив и вышел в Восточно-Китайское море. Капитан Арсеньтьев распорядился приступить к покраске судна. Матросам помогал весь экипаж, и скоро судно преобразилось. Хорошее настроение моряков немного омрачала необходимость строгой экономии пресной воды, основной запас которой находился на головном судне. Жара добавила полному, обильно потеющему Зарубину проблем, которые ему удалось решить нехитрым способом: ему пришла в голову идея собирать дождевую воду. Он вскрыл горловину ахтерпика и подвел к ней пожарные шланги от шпигатов шлюпочной палубы, которая сверкала чистотой после покраски. Дожди здесь бывали часто – короткие и сильные. В первый же дождь танк заполнился больше чем наполовину, а на следующий день вода уже переливалась через край. Вода из питьевых танков шла только на камбуз, а из ахтерпика в умывальники и в душевые, и ее уже не экономили.

После 30 параллели температура забортной воды поднялась до 19 градусов. Правый отсек второго трюма был не загружен. Конструктивно в трюмах шаланд постоянно находится забортная вода, которая при движении судна циркулирует через щели в створках. Этот естественный бассейн стал главным источником удовольствия для всех членов экипажа.

Зарубин выкроил из противогаза очки, в которых можно было смотреть в щель, если лечь на дно бассейна. Пронизанная солнечными лучами вода, казалось, светилась сама по себе. Нередко в тени судна параллельно с ним двигались стаи рыб. Арнольд обожал купаться. В свободное время он почти не выходил из бассейна. В четыре часа утра, сменившись с вахты, проводил в бассейне не меньше часа. Ему очень хотелось поплавать за бортом, и однажды такая возможность представилась. Ранним утром он проснулся от тишины. Главный двигатель не работал, и Арнольд сразу вспомнил, что на сегодня намечена бункеровка судов. Он вышел на палубу. Суда лежали в дрейфе, а «Олекма» уже стояла у борта и брала топливо с «Александра Губанова». Арнольд вывесил за борт штормтрап и прыгнул в воду. Купаться в трюме, где глубина всего метр, и купаться в открытом море, где до ближайшего берега больше трехсот миль, совсем разные вещи. Да еще будоражит мысль, что под тобой три километра глубины, и что о твоем купании никто не знает.

На палубу вышел боцман Тимофей Никитич. Он единственный на «Амгуни» был из БТФ. Возможно, в результате кодирования от алкоголизма в его характере были некоторые странности. Зарубин повис на трапе и пригласил боцмана искупаться. После некоторого раздумья Никитич спустился в воду и немного отплыл от судна. Потом поднялся на палубу и снова надел рубашку. Арнольд находился в двадцати метрах от судна, когда «Амгунь» громко чихнула и двинулась с места. Боцман вытаращил глаза и смотрел на Зарубина. Арнольд показал ему рукой на мостик, однако боцман припустил к носовой надстройке и скрылся за дверью. А судно набирало ход. Проплыть три кабельтова до «Александра Губанова» труда не составляло, и Зарубин не испугался, но вызывало недоумение поведение боцмана, и не хотелось получить серьезное внушение от капитана за это купание.