Екатерина Елизарова - Под светом твоей звезды

Когда чувство наполненности появилось, нити вернулись на прежнее место, но что-то все еще продолжало еле заметно окутывать нас.

В том же положении, не двигаясь, мы просидели еще некоторое время.

Никто из нас так и не проронил ни слова.

Между нами произошло нечто странное. Женевьева словно просила и звала, и я открылся ей навстречу. Это не было обычной подпиткой. Небольшая, крохотная часть того, что наполняло ее в тот момент, перелилась в меня. Ее собственная энергия, построенная из моей, но переработанная, ничем не напоминала свой источник. А еще она оказалась не настолько грубой, как я думал. Несовершенная, отяжеленная, чуждая, но удивительная. Это открытие ошеломило.

Этот обмен не был мне противен, не был неприятен, но оставил пасмурное и немного болезненное послевкусие. А она продолжала сидеть рядом и просто молчать. Я не знал, что сказать ей, на месте долженствующих там присутствовать мыслей в голове поселилась звенящая пустота.

– Я так и не спросила тебя, – наконец произнесла она. – Как измеряется на Алантаире время?

Я опешил на мгновение, переваривая услышанное. Неожиданное.

– Система исчисления аналогична земной. Сутки, часы, минуты. Длительность каждого, правда, другая. К этому тебе придется привыкнуть.

– Знаешь, я уже начинаю сомневаться в своих способностях к адаптации, – сказала Женевьева, немного отодвинувшись. – И вообще прихожу к пониманию собственной неадекватности. И какая же длительность? Можешь перевести в земные часы?

– Сейчас… – сказал я и на некоторое время погрузился в сопоставления. Расчеты не были сложными, но для начала пришлось поднапрячься, извлекая из памяти точные земные величины времени. – На Алантаире порядка 26 земных часов в сутках или 16 кватов, в квате 80 лятов. Кват – это где-то полтора земных часа. Чуть больше.

– Да… Надеюсь, понять и, как ты говоришь, привыкнуть мне будет легче после того, как я освою ваш язык. 26 часов в сутках… Это значит, что вращается Алантаир с меньшей скоростью, чем Земля, да? А еще ваша планета визуально больше, я вообще смогу там ходить?!

– Ходить? – я не смог не улыбнуться. Лицо у Женевьевы было удивленным, растерянным и даже напуганным. – Не только ходить, – сказал я.

– Ползать что ли? – я рассмеялся, а Женя насупилась.

– Прости, у тебя богатая фантазия, а у меня, как выяснилось, живое воображение. Алантаир – удивительное, волшебное место, которое, я уверен, покорит тебя с первого взгляда. Ты любишь летать?

– Мм… летать? В каком смысле? Мне не доводилось летать на самолетах. Не сложилось у меня как-то с путешествиями. Да, до этих пор. На космическом корабле полет особо не ощущается, а вот в капсуле было очень страшно. Так что не знаю, что тебе ответить.

– На Алантаире для полетов тебе не понадобятся летательные аппараты. Там мы можем летать просто так.

– Вы летаете? Если это такая шутка…

– Не шутка, – боясь обидеть девушку, заверил я. – Мы на самом деле летаем. Люди на Алантаире научились договариваться с элементалями воздуха, теми из них, кто наиболее дружелюбен – сильвами, и те, окружая наши тела, удерживают их в воздухе. На Алантаире летают все: животные, птицы, рыбы. И ты сможешь.

– Я?

– Не сразу, конечно, но если уж ты станешь Стражем Луча, то полеты – сущая мелочь. Как ты себя чувствуешь? – спросил я то, что следовало узнать с самого начала. Внешне никаких признаков недомогания заметно не было.

– Отлично, – сказала она и быстро встала с дивана, собираясь, по всей видимости, уйти.

– Постой. У нас не так много времени, и, если ты хорошо себя чувствуешь, стоит попробовать еще раз.

– Что?! – то ли удивленно, то ли смущено воскликнула она.

– Обучение языку, – тут же пояснил я. – Без его знания ты не сможешь учиться дальше…

– Да-да, понимаю. Ладно, давай попробуем еще раз, – согласилась она и присела на краешек дивана намного дальше от меня, чем сидела раньше.

Мне пришлось немного придвинуться самому, после чего я посмотрел в удивительные, цвета грозового неба глаза и стал осторожно вторгаться в те слои сознания Женевьевы, которые отвечали за память и усвоение информации. Я точно представлял, где находятся ее знания родного языка, и без труда отыскал их. Затем, выискивая свободные пятачки, начал выстраивать параллели на алантаирском. Ощутив колебания, чуть отпустил взгляд и заметил, как Женя скривилась.

– Больно? – спросил я.

– Неприятно. Тебе обязательно так настырно ковыряться у меня в голове?

– Ты пытаешься сопротивляться, – догадался я. – Отсюда и неприятные ощущения. Я не враг, я хочу помочь.

Женевьева посмотрела скептически.

– Я ничего не делаю, – медленно и четко произнесла она.

– Хорошо. Попробуем по-другому и проверим, усвоила ли ты хотя бы что-нибудь. Ар тар батун кир, – «Начнем с самого простого» сказал я на алантаирском и уставился на нее. Ничего. Женевьева явно не поняла последней моей фразы. – Ар тар батун кир, – повторил я. – Зин Таир дан курисалум туркис а ваз («Светило дарует жизнь всему сущему»).

Девушка нахмурилась, видно было, она усердно пытается понять. Я повторил последнюю фразу еще раз, медленнее. Понимание очевидно не приходило, тогда Женя закрыла глаза и попросила:

– Повторяй еще.

Я повторял, понимая, что это вряд ли поможет. Раз она не поняла сразу, значит связи в мозгу не установились.

А потом она вдруг тихо сказала:

– Теплый солнечный свет согревает землю, и она покрывается зелеными ростками, – осторожно выдохнув, девушка в упор посмотрела на меня. – Ты говорил о солнце? Или мне все пригрезилось?

Я молча смотрел на нее, не в силах понять, как это произошло.

– Мне не нравится выражение твоего лица. Что не так?

– Не понимаю, как ты смогла понять, – искренне ответил я, на что Женя вскинула бровь.

– А разве не этого ты добивался?

– Да, но… Попробуем еще раз?

– Давай. Начинай сразу повторять, только не быстро.

И я повторял. А еще внимательно следил за тем, что происходит с Женевьевой в момент узнавания. Я смог поймать его по сути случайно. Упорно следя за активностью в тех областях головы, в которые проникал, я никак не ожидал увидеть ее в сердце. Да, именно так. Я проверил дважды, на разных фразах. Ее понимание рождалось именно в сердце, а это могло означать только одно. Мне не нужно пытаться учить Женевьеву языку. Она и так знает его! Не сейчас, но когда-то прежде она говорила на алантаирском, и именно приотворенная глубинная память помогает ей улавливать смысл произносимого мною.

– Удивительно! – сказал я.

– Что, не ожидал от себя успехов на преподавательском поприще? – ухмыльнулась Женя.

– В том-то и дело, что я тут не при чем.

– Эм… Как это?