Ришар Бессьер - Имя мне - Все

Мои пальцы судорожно сжались... Но внезапно я кричу, в то время как камень, покачнувшись, падает и увлекает меня за собой в глубокий сумрак...

Я кричу, когда ударяюсь и отлетаю от острых уступов скалы...

Я кричу в то время, как мои веки наливаются непомерной тяжестью, но крик уже беззвучен, потому что мои легкие лопнули, как мыльный пузырь...

И с мыслью о смерти я погружаюсь в небытие.

Мне снилось, что я шел по мягкой нежной траве.

Мне снилось, что я жил.

Мне снились моя юность и моя жизнь.

Мне снился отлет с Земли во вторник утром, авария на Роке, мое одиночество и Арабелла.

И мне снились моя смерть и мое воскрешение.

Но правда ли, что это был сон?

Мои глаза все еще не хотят открываться, и мое тело остается непомерно тяжелым. Да, сон все продолжается, и мало-помалу все проясняется. Воспоминания...

Я - второй Джон Кларк, второй я. Я получил второе тело из искусственного инкубатора, надежно защищенного от всех воздействий внешнего мира, где оно лежало в тишине и покое, благоприятных для размышлений...

Я восстал из смерти в бессмертие.

Мой мозг работал... трудился... я анализировал факты и постепенно связал воедино все события. Но какой сегодня день? Сколько времени провел я здесь в коме? Я еще раз попытался восстановить момент моей смерти с помощью видений, неотступно преследующих меня. Итак, я вспоминаю.

Шум... Свист реактивных двигателей... Я падаю в пустоту, глядя в небо, поглотившее все мои надежды. О, боже, неужели же мне придется нести это наказание, эту кару, как еще одному Мессии, всю историю человечества? И так до конца времен!

Мои глаза открываются, сердце начинает биться в нормальном ритме. Слабый щелчок заставляет меня вздрогнуть, и неожиданно я осознаю, что все кончилось. Я освобождаю свою голову и запястья от захватов и толкаю панель, прикрывающую мою вторую сущность.

На выходе из корабля меня ослепляет солнце, но мало-помалу я начинаю узнавать знакомый лейзаж. Поляна... Колодец... Когда я спускаюсь, замечаю двойника Арабеллы, чудовище, монстра, выдуманного инженерами "Космика", И меня охватывает отвращение.

Как я мог, в конце концов?.. Я задыхаюсь от омерзения. И тем не менее, я знаю, что не сумею этого избежать во время моего вечного одиночества. Это выше воли и сознания.

Ммм, моя голова! Если бы еще не было этих старых воспоминаний! Если бы можно было от них избавиться! Но нет, они все здесь, со мной. Даже самые незначительные и отдаленные.

Гуманоид поворачивается ко мне спиной. Я приближаюсь к ней и вижу, как она кладет цветы на могилу, увенчанную грубым деревянным крестом. Букет большой и разноцветный. Она оборачивается на шум моих шагов и смотрит на меня со своей вечной улыбкой.

Ни малейшего удивления. Я задаю себе вопрос: говорил ли я ей когда-нибудь о своем бессмертии? Возможно.

- Джон!.. Джон, дорогой!..

Она бросается в мои объятия, но я отталкиваю ее, выскальзывая из ее рук. Мой взгляд прикован к могиле. Деревянный крест!

- Джон, ты видишь, я украсила цветами твою память и ухаживаю за могилой.

Да, конечно, это запрограммированные действия всех гуманоидов, но какой странный язык!

- Сколько дней я отсутствовал?

- С двумя кусочками сахара, как и каждое утро. Э... нет, я хочу сказать два дня.

- Что ты сделала со своими волосами?

Она раздвигает пряди волос и показывает большой разрыв эпидермы у основания черепа.

- Это ничего. Когда я искала тебя ночью, то поскользнулась и упала.

Черт побери! Довольно мерзкая рана. Одновременно я бросаю последний взгляд на могилу.

- Возвращаемся!

Две птицы по-прежнему сидят там же, где я увидел их впервые.

Они приветствуют меня, щелкая клювами, а самец, в приступе рвения, выдает крик: "Привет! Джон, дорогой!", что совершенно выводит меня из себя. Я чувствую, что однажды заткну ему клюв, и лучше всего это сделать прямо сейчас.

В тишине меня кормят бог знает какой мерзкой кашей. Она отвратительна... несъедобна... Я упираюсь ногой в стол, который с грохотом переворачивается, и раздается шум бьющейся посуды.

- Джон... дорогой...

- О! Прекрати, а не то я...

- Передай мне сигареты.

Она встает, зачерпывает горстью немного крема.

- Вот, попробуй, это вкусно, ты знаешь...

Тарелка летит в воздухе, и крем облепляет лицо Арабеллы.

- Ммм, это вкусно... вкусно... ммм...

Я разражаюсь смехом, и мой смех смешивается со смехом пересмешника, сидящего на окне. Да от этого смеха подохнуть можно! Крем залепляет лицо Арабеллы, а она улыбается... улыбается... словно размалеванный клоун. Жалкий и ничтожный клоун!

- Я счастлива, Джон!

- Бедная идиотка! Ты смешна. Ты должна сказать: рассержена, разъярена, вне себя!

- Статья 312-бис, Джон...

- О нет! Ты, должно быть, просто ошибаешься.

- Нет, вспомни, это было на берегу Гудзона.

- Что ты тут мне рассказываешь?

- Любовь, конечно, если только это не покушение, но законы роботехники...

- Арабелла!

- Смотри, Джон... Это шносме... Разве собираемся не с персиком мороженое для двоих и со взбитыми сливками заказать нас?

Я в ужасе смотрю на нее.

- Дня сего только возвращение твое.

- О, Арабелла, замолчи, умоляю!

- Глуа жеон ат бют а кимма тон синк я ни оглу а ки ни те...

Изо рта Арабеллы вырывается только ужасное урчание и булькание. О боже! Этот голос! ЭТОТ ГОЛОС!

- Ма ка ме та бум акте си а та... си а ма.., си а ма... си...

- Нет!

Стул обрушивается на голову Арабеллы, и она разлетается на кусочки. Переполненный яростью и гневом, я бью и бью по этому телу, из которого даже не идет кровь.

- Ты всего лишь грязный, мерзкий механизм... мерзкий робот... я тебя ненавижу... я тебя презираю.- И я бью... я бью...

Потом я смотрю в никуда... Тишина... Я вижу бесформенную массу, провода и катушки... Бескостная голова паяца подкатывается ко мне под ноги; лицо ее до сих пор перемазано кремом. И она все еще улыбается!

С окна доносится щелканье клюва... и скрипучий смех, бросающий меня в дрожь!

- Аррррабелла... Арррабелла... Привет, Джон... Хороший денек, а? Хороший денек, а?

Именно это слышу я каждое утро, и создается впечатление, что меня будит звук человеческого голоса. А днем все начинается заново. Другие слова... обрывки фраз, которые пробивают мою тишину.

Но вот все закончилось. Я больше никогда не услышу этот голос.

Эту последнюю иллюзию человеческого голоса. Этим утром птицы с большими клювами улетели. С наступлением зимы они покинули свое гнездо и направились на юг. В горы. Я последовал за ними, но они остались глухи к моим призывам и моим мольбам.

В это утро я выбежал на поляну в тот момент, когда они вспорхнули.

- О нет, не улетайте!.. Я вас прошу, останьтесь... Не оставляйте меня... Не оставляйте меня одного...

Они исчезли, унося с собой имя Арабеллы, безучастные ко всему, даже к моему одиночеству.