Артур Кларк - 2061: Одиссея Три

Ну что ж, подумал Ван-дер-Берг, по-видимому, галлюцинации, так же как и сновидения, совсем не обязательно должны вести к логическим заключениям. Возможно, понятие «яд» символизирует какой-то глубоко укоренившийся страх в сознании Криса, настолько глубокий, что его не удалось обнаружить даже при психологическом анализе. Как бы то ни было, сомневаюсь, что это имеет ко мне какое-то отношение. Ядовитые газы, видите ли! Двигатель «Билла Т» использует в качестве рабочего вещества чистую дистиллированную воду…

Впрочем… одну минуту. Какова температура газов, когда они вылетают из дюз корабля? Я где-то читал…

– Крис, – осторожно спросил Ван-дер-Берг, – вода, пройдя через реактор, вся превращается в пар?

– Ей больше не во что превращаться. Ах да, при максимальной температуре десять или пятнадцать процентов расщепляется на водород и кислород.

Кислород! По спине Ван-дер-Берга пробежали мурашки, хотя в кабине было достаточно тепло. Очень маловероятно, что Флойд понимает значение только что сказанного им; это выходит за пределы области его знаний.

– А знаешь ли ты, Крис, что для простейших организмов Земли – и уже конечно для существ, живущих в атмосфере, похожей на ту, что присутствует здесь, на Европе, – кислород является смертельным ядом?

– Ты шутишь?

– Нисколько: он ядовит даже для нас – при высоком давлении.

– Действительно, нам говорили об этом при обучении подводным работам.

– Твой… дедушка был совершенно прав. Это похоже на то, как если бы мы обрызгали их город ипритом. Впрочем, не совсем так – кислород рассеивается очень быстро.

– Значит, теперь ты мне веришь.

– Я и не утверждал обратного.

– Оставь, для этого нужно быть ненормальным!

Напряженность в кабине исчезла, и они рассмеялись.

– А как он был одет?

– В старомодный домашний халат – он надевал его, когда я был совсем маленьким. Халат казался очень удобным.

– Еще что тебе запомнилось?

– Ты знаешь – он выглядел гораздо моложе, и волосы были гораздо гуще, чем при нашей последней встрече. Поэтому мне кажется, что он не был – как бы лучше выразиться? – настоящим. Что-то вроде изображения, созданного компьютером. Или синтетической голограммы.

– Монолит!

– Да – я тоже подумал об этом. Помнишь, как Дэйв Боумен явился дедушке на «Дискавери»? Но почему? Он не предупреждал меня ни о чем – даже ничего не передавал. Просто захотел попрощаться и пожелать мне счастья…

Наступила неловкая тишина, и лицо Флойда исказила гримаса боли; казалось, он вот-вот разрыдается. В следующее мгновенье он овладел собой и улыбнулся Ван-дер-Бергу.

– Я достаточно рассказал тебе. Теперь твоя очередь объяснить, как попал на планету, состоящую главным образом изо льда и серы, алмаз, весящей миллион миллионов тонн. Надеюсь, твое объяснение будет достаточно убедительным.

– Будет, – ответил доктор Рольф Ван-дер-Берг.

– Когда я учился в университете Флагстаффа, – начал свой рассказ Ван-дер-Берг, – мне как-то попал в руки старый учебник астрономии, где было написано: «Солнечная система состоит из Солнца, Юпитера – и множества осколков». Ставит Землю на место, чтобы не слишком задирала нос, верно? И не слишком справедливо по отношению к Сатурну, Урану и Нептуну – трем остальным газовым гигантам, диаметр каждого из которых уступает юпитерианскому всего в два с небольшим раза. Но я лучше начну с Европы. Ты знаешь, что, перед тем как Люцифер принялся нагревать ее, поверхность Европы, покрытая льдом, была совершенно плоской – наибольшая возвышенность не превышала двухсот метров – и даже после того, как лед растаял и масса воды перенеслась на Ночную сторону и замерзла там, осталась почти такой же плоской. С 2015 года – когда были начаты подробные наблюдения – и до 2038 на всем спутнике была всего одна значительная возвышенность – и все знают, что она собой представляла.

– Совершенно верно. И хотя я видел его своими собственными глазами, мне все еще не верится, что Монолит может быть стеной! Мне он всегда представлялся стоящим на своем торце – или плавающим в пространстве.

– Думаю, мы поняли теперь, что он может делать что угодно – все, что существует в нашем воображении, – и массу других вещей, которые мы не может себе представить.

Итак, что-то произошло на Европе в период между одной серией наблюдений и другой. На ее поверхности в 2037 году внезапно появилась гора Зевс – высотой в десять километров. Вулканы такого размера не возникают за пару недель; к тому же на Европе нет такой вулканической активности, как на Ио.

– Не знаю как тебе, – проворчал Флойд, – а вот мне ее активность кажется вполне достаточной. Ты почувствовал этот толчок?

– К тому же, если бы эта новая гора была вулканом, она выбрасывала бы в атмосферу колоссальное количество газа; действительно, в атмосфере Европы произошли некоторые изменения, но столь ничтожные, что никак не подтверждают такое объяснение. Все это оставалось для нас тайной, а поскольку мы не решались подлетать к Европе слишком близко – и, к тому же, были слишком заняты другими делами, – нам не оставалось ничего иного, как выдумывать самые фантастические теории. Действительность оказалась, однако, куда более фантастичной… Первые подозрения возникли у меня в результате случайных наблюдений, осуществленных в 2057 году, но года два я не думал о них всерьез. Затем доказательства стали более убедительными; в любой менее причудливой ситуации они стали бы абсолютно надежными. Но до того как я решился поверить, что гора Зевс представляет собой алмаз, мне потребовалось объяснение.

Для хорошего ученого – а я считаю себя таковым – ни один факт не заслуживает уважения до тех пор, пока он не подкреплен теорией. Теория может оказаться и ошибочной – так обычно и происходит, по крайней мере отчасти, – но она должна представить рабочую гипотезу. Как ты заметил, нелегко объяснить появление алмаза массой в миллион миллионов тонн на планете, состоящей изо льда и серы. Сейчас, разумеется, все это кажется совершенно очевидным, и я считаю себя полным дураком из-за того, что не заметил объяснения еще несколько лет назад. Мы избавились бы тогда от массы неприятностей – и спасли жизнь по крайней мере одному человеку.

Он замолчал, и вдруг неожиданно спросил Флойда:

– Никто не упоминал в разговоре с тобой доктора Пауля Крюгера?

– Никто. Да и зачем? Я, разумеется, слышал о Нем. – Просто так. Видишь ли, произошло немало таинственных событий, объяснение которым мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Как бы то ни было, все это перестало быть тайной. Короче говоря, два года тому назад я послал Паулю секретную радиограмму. Ах да, извини, совсем забыл – он мой дядя. Так вот, я сообщил ему результаты своих наблюдений и появившиеся у меня предположения. Я попросил его подтвердить их – или опровергнуть.