Роман Куликов - Прогулка Лимы

Они вышли, и вскоре из коридора послышался скрип сдвигаемой мебели.

Нати принесла полотенца, помогла умыться Асу и начала обрабатывать его раны. У нее это здорово получалось.

— Где ты этому научилась? — спросила Лима.

— Да мы с братьями на ферме… — начала, было, девочка, но осеклась и с преувеличенным усердием взялась за обработку ран.

Лима поняла, что она хотела сказать.

На клон-фермах нередко использовали в качестве исходников свой генный материал… или своих детей. Для этого-то и требовалась всего лишь капля крови, а детям не было никакого вреда, но клон… это была полная копия того же возраста, той же комплекции, с тем же цветом глаз и волос и… с теми же воспоминаниями. Для них старая жизнь заканчивалась в кабинете, где у них брали кровь, а новая начиналась в клон-отстойниках, где реальность обрушивалась на них, ничего не понимающих, вопрошающих, как они там оказались, почему они одни и где их родители. Большинство сами догадывались, но некоторые так и не осознавали своей «вторичности», но и те, и другие невыносимо переживали.

Лима заметила, как Нати смахнула кроткую слезу. Какая-то струна в ее душе была задета, но слишком слабо, чтобы перебороть укоренившуюся неприязнь к клонам. Лима считала их недолюдьми, почти не отличающимися от киборгов, такими же искусственными и ненавидящими людей их создавших.

Лима сняла доспехи, разделась по пояс, склонившись над умывальником, слегка ополоснулась и умылась. Когда вошли Сэм со старьевщиком, она уже надела рубаху.

Девушка подошла к Асу, глаза его были закрыты, а грудь ровно поднималась — он спал. Организм требовал восстановления сил.

— Старик, у тебя есть что постелить? Я и Сэм ляжем спать там. — Она кивком показала на дверь в торговую часть лавки.

— Есть. Сейчас Нати принесет.

— Хорошо, — сказала она потом Сэму. — Надо выспаться и утром все обдумаем на свежую голову.

— Ладно, — согласился десантник.

— А ты, — Лима повернулась к старику, — получишь свою историю завтра.

Сказав это, она взяла копье и вышла из комнаты. Почему-то она была очень зла. Лима злилась на слезы девочки-клона, на сдержанность старьевщика, на себя саму, и поняла, что просто очень устала.

Нати вынесла несколько одеял, расстелила два рядом

— Нет, — остановила ее Лима, — одно туда.

Она указала на место рядом с забаррикадированным коридором.

Капитан вышел через несколько минут, после того как Лима легла на свое одеяло.

Он тоже устроился и погасил свет.

— Надо дежурить, нас наверняка ищут. Мы наделали слишком много шума, чтобы спокойно спать, пусть даже про то, что мы здесь, никто не знает, — сказал капитан.

— Вряд ли нам что-то грозит этой ночью, — ответила Лима, — но ты прав, хотя выспаться было бы очень неплохо.

Дверь из внутренней комнаты открылась, высветив полосу на полу, и вошла Нати.

— Можно я с вами, — робко спросила она.

— Конечно, — сказал десантник.

— Спасибо, — обрадовалась девочка и быстро постелила одеяло недалеко от него.

Лима ничего не сказала.

— Вам отдохнуть надо, вы спите, а я покараулю, — предложила Нати, словно слышала их разговор.

— Ты?! — переспросила Охотница.

— Да! Я не усну, я не подведу вас.

Капитан молчал, оставив право решать за Лимой. «Почему бы и нет?!».

— Хорошо, — согласилась она и отвернулась

Время медленно тянулось, организм требовал отдыха, но адреналин в крови никак не давал уснуть. Лима слышала, как ворочается капитан.

Неожиданно она спросила у него:

— А у вас поют песни?

Капитан добродушно усмехнулся в темноте.

— Конечно.

— А о чем они?

Сэм помолчал, не зная как ответить.

— Да о разном. О жизни в основном, — снова помолчал. — Иногда о грустном, чаще о красивом, о любви, о смерти.

— О смерти? — переспросила Лима.

— Ну да…

— А разве смерть может быть красивой? — спросила Нати.

Капитан не нашелся что ответить.

Бывали моменты, когда он думал о том, что когда-нибудь умрет. И хотел, чтобы это было не просто так, от старости, ему не хотелось быть стариком, но вот может ли смерть быть красивой, он не задумывался?

— Спой какую-нибудь, — неожиданно попросила Лима.

— Какую? — Сэм хмыкнул. — Я и не помню ни одной. А ведь действительно, казалось бы — столько знаешь песен, вот они вертятся на языке, а спеть не можешь, только какие-то обрывки фраз, части припевов.

— Что совсем ни одной? Тебе не нравятся песни?

— Нравятся, просто я не запоминаю их. Я их просто слушаю, к тому же последнее время не часто. И так чтобы спеть…

Сэм задумался.

— Хотя подождите! Зик на последнем ужине в кают-компании пел одну. Мелодию я, конечно, не воспроизведу, на гитаре он играет немного хуже, чем поет, — Сэм заулыбался в темноте, — но вот слова я, кажется, запомнил.

Он подумал о Зике, как он там сейчас, что происходит на плацдарме? Но сейчас он ничем не мог ему помочь и, вздохнув, начал даже не петь, а просто говорить:

Капитан вздохнул, собираясь с мыслями, Лима и Нати ждали не перебивая.

И снова тишина, словно ночь, хотела этих пауз, наполняя их своим скрытым смыслом.

— Красиво, — сказала Лима. — Только очень грустно и немного непонятно.

— Согласен. А что непонятно?

— Почему кровь кристаллами?

— В вакууме она сразу замерзает, — объяснил Сэм.

— Ты видел?

— Видел…

Он не стал рассказывать, как сквозь дыру в скафандре, пробитую зарядом, со свистом выходит воздух, смешанный с кровью, сочащейся из раны, оставленной тем же зарядом. Голова начинает кружиться от декомпрессии и недостатка воздуха. Воздушный конвертор громко шипит, работая в усиленном режиме, пытаясь восстановить недостаток кислорода, нанокомпьютеры, встроенные в скафандр, начинают восстанавливать его целостность, но липкий страх все равно сжимает внутренности — а что, если дыра не успеет затянуться, и ты задохнешься в своем, ставшем неожиданно тесном, скафандре?

А вокруг темным облаком летают эти самые кристаллики, мелкие кусочки льда, в которые превратилась вытекшая из тебя кровь…