Александр Казанцев - Полярная мечта

Федор успокоил Виктора. Реактор действительно охлаждался своеобразной жидкостью — расплавленным металлическим сплавом калия и натрия с температурой около шестисот градусов, — стальные трубы при этом, конечно, не портятся. Сплав этот, пройдя через реактор, действительно становится опасно радиоактивным для обслуживающего персонала. Поэтому его в котлы не пускают, а направляют в промежуточный теплообменник, где он нагревает такой же расплавленный металлический сплав, но протекающий по самостоятельным трубам и уже не радиоактивный. Он потом и нагревает котлы, поднимает в них пар.

— Пойдем в кочегарку, — предложил Федор.

Они поднялись по трапу в просторную чистую каюту с круглым иллюминатором. Она походила на радиорубку. На мраморном щите поблескивали приборы и сигнальные лампочки. На черной эбонитовой панели виднелись кнопки с надписями.

За столиком сидела молоденькая девушка-оператор и что-то прилежно записывала в журнал. Увидев капитана, она встала.

— Наш кочегар, — без улыбки представил ее Федор.

Девушка смутилась.

— Как ваше здоровье? — справился Виктор, щуря глаза. — Радиация не сказывается?

Девушка удивленно покачала головой.

— Здесь заходил радист. Оставил вам, Федор Иванович, письмо, — сказала она.

Федор стал рассматривать конверт.

— Какой расход горючего? — важно осведомился Виктор.

— Наши машины имеют мощность пятьдесят тысяч лошадиных сил, — охотно стала объяснять девушка.

Федор тепло посмотрел на нее. Верно, она напомнила ему кого-то…

— За месяц плавания мы могли бы израсходовать около полукилограмма урана 235, основного ядерного горючего, которое примешано к обычному урану, загруженному в реактор. Однако практически получается так, что во время плавания, когда машины работают, количество ядерного горючего не уменьшается, а увеличивается.

— Ну, знаете ли!.. — возмущенно надулся Виктор и посмотрел на Федора, призывая того вмешаться.

Федор только улыбнулся, а девушка, пунцовая от смущения, продолжала старательно объяснять:

— Но это действительно так. Дело в том, что каждое распавшееся ядро урана 235 выбрасывает три нейтрона. Один из них, если реакция продолжается, разбивает соседнее ядро урана 235, а другой, а порой и третий нейтроны попадают в ядро урана 238, то есть обычного урана. Тут и происходит самое интересное. Этот уран превращается в другой элемент, который на земле не существует, — плутоний. Плутоний подобен урану 235, он долго сохраняется, способен поддерживать реакцию распада и служить ядерным горючим. За месяц плавания мы расходуем около полукилограмма урана 235, но получаем при этом больше полукилограмма плутония.

— Эврика! Оказывается, у вас тут не только силовая станция, но еще и лаборатория алхимика, — снисходительно заметил Виктор. — Не могу вас представить в подвалах средневековья.

Девушка вконец смутилась и отвернулась.

— Знаешь, от кого письмо? — пришел на помощь Федор. — От Майка. Получено из Америки в Архангельске. Переписано по радио.

Вот о чем писал Майк:

«Друзья!

Сегодня мне есть что написать. Прошло больше двух лет с того времени, как мне захотелось увериться, что у меня нет товарищей по несчастью в вашей стране. Клянусь вам, что мне в сто тысяч раз было приятнее узнать, что у меня там есть товарищи не по несчастью, а по мечте. Я молчал, и могло показаться, что ваш ответ не произвел на меня никакого впечатления. Но это неверно. Именно сегодня мне хочется ответить вам. Вчера я чуть было снова не стал ученым. Боссы, наконец, решили забыть Томаса Никсона и допустить, а вернее сказать, призвать его сына в секретную лабораторию. Черт его знает, может быть, два с лишним года назад я и обрадовался бы этому. Но вот сейчас я заявил, что не пойду в их лабораторию, которая никогда не займется «невесомым топливом» для личных автомобилей. Почему я не пошел? Не хочу превращать в топливо живых людей. Джерри перед отъездом обругал меня ослом. Мне не нравятся его последние сочинения. Он говорит, что я не понимаю, что такое «бизнес». Я не обругал его ослом, я обругал его шакалом. Нет, я не обругал, я назвал его шакалом, потому что он подвывающий шакал. Из газет я узнал о проекте ледяного мола. Неужели автор его Алексей Карцев, тот самый Алеша, с которым мы плавали?! В воскресенье на пикнике я рассказывал об этом строительстве рабочим. Кажется, у меня есть шансы вылететь со своего места у конвейера, где мое университетское образование не нужно боссу. Не думаю, чтобы это обрадовало мою девушку. Она все еще пребывает в «моих девушках». Есть у нас такое страшное слово, знаменующее вечно неустроенное существование людей. Впрочем, она у меня неуемная оптимистка и строит такие планы нашего будущего, для которых понадобился бы размах вашего строительства. Мне кажется, что в последнее время я начинаю находить себя, а если не себя, то свой путь. Я хотел бы, чтобы он встретился с трассой вашего мола.

Жму ваши руки, дорогие друзья.

Ваш Майк».

Федор тщательно сложил письмо и задумчиво сунул в рот нераскуренную трубку.

— Надо вместе ответить Майку, — сказал он Виктору.

В дни, когда американская пресса на все лады перепевала версию о «грандиозной морской демонстрации коммунистов против Аляски», в Карском море действительно происходило что-то похожее на маневры.

Гигантская эскадра, в которой, впрочем, не было ни одного военного судна, разбившись на группы по шесть-семь кораблей, развертывалась своеобразным строем.

В штурманской рубке гидромонитора над картой с красными кружочками, пунктиром идущими от Новой Земли к Северной, склонились командир флотилии, капитан гидромонитора Федор Иванович Терехов, начальник Полярной строительной экспедиции, как на первом этапе называлась Великая полярная стройка, Василий Васильевич Ходов и один из его помощников, инженер Алексей Карцев.

Федор Терехов отмечал на карте, какие корабли уже бросили якорь, став на рейде в местах, где должны появиться ледяные быки будущего мола. Алексей, отойдя от карты, вышел на капитанский мостик.

Ближние корабли выстраивались по кругу, как бы очерчивая своими корпусами линию ледяного берега будущего искусственного острова. Алексей вышел на мостик и всей грудью вдохнул свежий воздух. Дул северный ветер. По небу плыли белые поля облаков, напоминавшие льды.

На море была мертвая зыбь, отголосок далекого шторма. Ледокол лениво переваливался с борта на борт. Волны походили на редкие и пологие складки холмов. Алексею вспомнились валы первого перенесенного им шторма.

Алексей усмехнулся. Он смотрел на себя со стороны. Разве рискнул бы он сейчас защищать диссертацию с теми неоформившимися, самому еще не ясными мыслями, которые владели им тогда? Конечно, не рискнул бы. Он стал строже к себе, вдумчивее. А все же непосредственность молодости принесла свою пользу. Смело делясь своей мечтой с опытными людьми, он обогатил ее. И вот теперь мимо идут сотни кораблей, чтобы занять свои места на трассе мола, который уже строится! Опершись на перила, Алексей смотрел на воду. Она медленно то приближалась, то удалялась, свинцовая, непрозрачная.