Роберт Хайнлайн - Дверь в Лето

Ну я и верил. Она не позволила мне приобрести дорогое обручальное кольцо, что я присмотрел для нашей помолвки; вместо этого я переписал на ее имя часть моих акций. Правда, сейчас я не очень-то уверен, кто из нас первый предложил заменить кольцо акциями.

После этого я стал работать усерднее, чем раньше, придумал самоопорожнявшееся мусорное ведро и мойку, укладывавшую вымытую посуду в кухонный шкаф. И все были счастливы; все, кроме Пита и Рикки. Пит игнорировал Белл, как и все, что он не одобрял, но изменить не мог. А вот Рикки была по-настоящему несчастна.

И виной тому был я. Рикки лет с шести считалась «моей девушкой» – еще в Сандиа, когда я служил в армии, а она была смешной девчушкой с торчащими во все стороны волосами и грустными карими глазами. И я обещал жениться на ней, когда она подрастет, чтобы мы вместе заботились о Пите. Мне-то все представлялось забавной игрой, да так оно в самом деле и было. Я считал, что во всем этом самое важное для малышки – заботиться о нашем коте. Но кто может узнать, что происходит в детской душе?

Честно говоря, к детям я особой нежности не питаю. По-моему, большинство детей – маленькие дикари, и, только став взрослыми, они научатся вести себя. Впрочем, далеко не все из них будут при этом цивилизованными людьми.

Но маленькая Фредерика напоминала мне мою родную сестру, а кроме того, она любила Пита и заботилась о нем. По-моему, я ей нравился за то, что никогда не ругался (с детства не выношу грязных выражений) и серьезно относился к ее участию в скаутском движении. Рикки была молодцом: она вела себя с достоинством – не зазнавалась и не хныкала, не лезла на колени. Мы были друзьями, вместе заботились о Пите и играли в «жениха и невесту».

После того как мама и сестренка погибли под бомбежкой, я прекратил игру. Не потому, что я принял сознательное решение, просто мне больше не хотелось шутить, да и вообще возвращаться к прошлому. Тогда ей было лет семь, а ко времени, когда мы с Белл обручились, все одиннадцать.

Наверно, я один и сознавал, как сильно Рикки ненавидела Белл, хотя внешне неприязнь проявлялась только в отказе разговаривать с ней. Белл называла это застенчивостью, и Майлз, думаю, был с нею согласен.

Но я-то догадывался, в чем дело, и пытался подействовать на Рикки. Вы когда-нибудь пробовали обсуждать с подростком тему, на которую тот не желает разговаривать? Пользы столько же, сколько от крика под водой. Я утешал себя, что все еще может измениться, едва Рикки поймет, какая Белл добрая.

А тут еще и Пит.

С ним, правда, дело обстояло иначе. Если бы я не был по уши влюблен, то его поведение меня давно бы уже насторожило. И я понял бы, что нам с Белл никогда не понять друг друга и никогда не быть вместе.

Белл – конечно же! – любила моего кота. И вообще она обожала кошек, ей нравилась моя намечавшаяся лысина, и ее приводил в восторг мой выбор блюд в ресторанах – словом, все, что касалось меня, вызывало у нее восхищение.

Но кошек не обманешь – они прекрасно чувствуют, кто их любит, а кто нет. Вообще человечество делится на «кошатников» и прочих. Причем прочих подавляющее большинство. Даже если они и прикидываются из вежливости (или по другим причинам), будто любят кошек, то тут же выдают себя с головой; надо знать, как обращаться с кошками! Кошачий протокол гораздо строже дипломатического – в его основе чувство собственного достоинства и взаимное уважение. В нем есть что-то от Dignidad de hombre [4] Чувство собственного достоинства (исп.) . латиноамериканцев, на что посягнуть можно только с риском для жизни. Кошки напрочь лишены чувства юмора, они непомерно эгоистичны и очень обидчивы.

Мне легче доказать человеку, который не любит острых сыров, преимущество рокфора перед швейцарским, чем найти логическое объяснение тому, что я трачу столько времени на возню с котом. Тем не менее я вполне понимаю китайского мандарина – того, кто отрезал рукав халата, покрытого бесценной вышивкой, потому, что на нем спал котенок.

Белл стремилась показать, как она «любит» Пита, играя с ним, словно с собакой… и он ее, конечно, царапал. Затем, как и всякий благовоспитанный кот, он по-быстрому смывался и где-то отсиживался некоторое время. Он поступал весьма мудро, иначе я бы его шлепал; а Пита никто никогда не наказывал, даже я. Бить кота совершенно бесполезно; чтобы вразумить его, нужно огромное терпение.

Я смазывал Белл царапины йодом и старался объяснить, в чем ее ошибка.

– Мне ужасно жаль, что так получается, поверь! Но если будешь продолжать в том же духе, он тебя снова поцарапает.

– Но я только хотела поласкать его!

– Да, но… ты ласкала его, как ласкают собак. Никогда не похлопывай кошку, а только поглаживай. И не делай резких движений перед самым его носом; когда ты гладишь Пита, ему нужно видеть, что у тебя добрые намерения. Ты всегда должна быть уверена, что ему это нравится. Если ему не хочется, чтобы его гладили, он потерпит из вежливости – коты ведь очень вежливы, – но только недолго. Так что очень важно оставить его в покое прежде, чем у него лопнет терпение. – Я помолчал. – Ты же не любишь кошек?

– Что? Фу, какие глупости! Конечно же люблю. Просто мне не приходилось часто иметь с ними дело. Она у тебя очень обидчивая?

– Он. Пит – кот. Вообще-то, он не обидчив, с ним всегда хорошо обходились. Но, повторяю, с кошками надо уметь обращаться. И никогда не надо смеяться над ними.

– Что? Почему, ради всего святого?

– Потому что они действительно забавны, даже очень комичны, пожалуй. Но у них отсутствует чувство юмора – насмешка их обижает. Однако упрекать тебя за то, что ты смеешься над ним, он не станет, а просто удалится, и завоевать его дружбу снова будет непросто. Но это не так важно. Гораздо важнее знать, как найти к нему подход. Когда Пит вернется, я научу тебя, что нужно сделать.

Но в тот день Пит так и не вернулся, и мне не пришлось учить ее. С тех пор Белл ни разу к нему не прикоснулась. Она разговаривала с ним и вообще вела себя так, будто любила его, но держалась от него подальше. Пит тоже соблюдал дистанцию. Я вскоре забыл о случившемся – не мог же я из-за такой ерунды позволить себе сомневаться в женщине, которая была для меня дороже всего на свете.

Но вопрос о Пите вновь возник и чуть не стал камнем преткновения. Мы с Белл обсуждали, где будем жить, когда поженимся. Правда, тогда она не назвала дня нашей свадьбы, но мы тем не менее тратили массу времени, обсуждая всякие подробности. Я хотел приобрести небольшое ранчо неподалеку от фабрики, а Белл предпочитала квартиру в городе, пока мы не сможем позволить себе приобрести виллу в районе Бель-Эр.

– Дорогая, это непрактично, – уверял я ее. – Мне необходимо жить поближе к работе. А кроме того, как в городской квартире держать кота?