Джастин Кронин - Двенадцать

Ну вот, опять. Дэвид. Теперь ее муж – Дэвид Сентр. Лайле определенно надо с этим разобраться. Она и Дэвид не только ни разу не ели шоколадный мусс в «Де Ами» – они вообще никогда не делали хоть что-то подобное. У этого человека ни капли романтики в крови. И как только она позволила такому мужчине уговорить ее стать его женой? Так, будто она была всего лишь одним из пунктов в его списке важных дел. Стать знаменитым врачом – сделано. Сделать Лайлу Кайл беременной – сделано. Поступить как полагается – сделано. На самом деле он ее толком-то и не знает.

И она пошла вниз по лестнице. Снаружи все было залито светом летнего солнца, воздух будто наполнился золотистым газом. К тому времени как Лайла дошла до двери, ее охватило совершенное возбуждение. Сладость свободы! Так долго сидеть взаперти – и наконец-то выбраться наружу! Можно только представить, что скажет Дэвид, когда узнает. «Бога ради, Лайла, я же тебе говорил, что это опасно. Ты должна думать о ребенке». Но она думала именно о ребенке. Ребенок этому причиной. Этого Дэвид не понимал. Дэвид, слишком занятый тем, что спасает мир, чтобы помочь ей с детской. У которого машина ездит то ли на аспарагусе, то ли на ведьмином порошке, то ли на благих помыслах. Который оставил ее здесь одну. Одну! А самое худшее, худшее из всего – Кролик Питер ему даже не нравится! Как она могла решиться завести ребенка от мужчины, которому не нравится Кролик Питер? Что это о нем говорит? Что за отцом он станет? Нет, это не его дело, что она решила, пришла к выводу Лайла. Взяла со столика сумочку, ключи и открыла дверь. Какое его дело, что она решила выйти, что она покрасит детскую в фисташковый, пунцовый или красно-коричневый? Пусть хоть сам себя трахнет. Уж это у Дэвида получится.

А краску Лайла Кайл сама купит.

В этот день заместителю министра было скверно. Сегодня 31 мая. День Поминовения – пусть это уже и не имело значения – стал днем конца света, что-то вроде.

Колорадо нет, совсем. Колорадо капут. Денвер, Спрингс, Форт-Коллинз. Болдер, Грэнд Джанкшн, Дуранго, тысяча небольших городов вокруг. Последние кадры аэрофотосъемки выглядели как хроника военных действий. Разбитые машины на шоссе, горящие дома, лежащие повсюду тела. В дневные часы никакого движения, только птицы огромными стаями, будто пришел приказ из Главного Штаба Стервятников.

Никто не спросит у них, чья идея была уничтожить весь штат Колорадо?

Вирус распространялся. Распространялся во все стороны, будто рука, из которой росли двенадцать пальцев. К тому времени, когда Министерство Внутренней Безопасности перекрыло все главные шоссе между штатами – эти перепуганные уроды из горящего дома сами бы не выбрались, – лошадь уже выскочила из конюшни. Этим утром ЦКЗ подтвердил случаи в Кирни, штат Небраска, Фармингтоне, штат Нью-Мексико, Стерджисе, штат Южная Дакота, и Ларами, штат Вайоминг. И это лишь те, о которых они уже узнали. В Юте и Канзасе пока ничего, но это лишь вопрос времени. Счет идет на часы. В северной Вирджинии 5:30, три часа до захода солнца, на западе – пять.

Они всегда перемещались ночью.

Совещание в Комитете Начальников Штабов прошло скверно, хотя другого он и не ожидал. Для начала всю проблему создал Отдел Специальных Вооружений. Высоким военным чинам всегда не нравилось, чем в ОСВ занимаются, да и они не всегда знали это. Почему этот отдел вообще находится вне субординации военного министерства, получая деньги, – ради всего святого – от Министерства Сельского Хозяйства. (Ответ: потому что всем по фигу, чем там занимается Министерство Сельского Хозяйства.) Военные привыкли к иерархии и субординации, к тому, что кто выше, тому и плевать на тех, кто ниже. ОСВ ни перед кем не отчитывались, в их составе были сотрудники дюжины разных министерств и частные подрядчики. Более всего они напоминали наперсточников, усевшихся на тротуаре, никогда не угадаешь, где на самом деле шарик. Что до проектов ОСВ, Гилдер слышал прозвища, которые им давали. «Отвлечение от Серьезной Войны». «Отдел Слабоумных Воображал». «Особо Сильно Вумные». И его любимое, «Обувной Склад на Выброс». Он даже начал называть их про себя «Склад».

Так что именно заместителю председателя Хоросу Гилдеру (если где-то еще остались какие-то председатели) пришлось сидеть перед военными Комитета Начальников Штабов (столько звезд и полос, что хватило бы на отряд герл-скаутов) и излагать им официальную оценку ситуации в Колорадо. (Извините, мы тут вампиров случайно сделали, поначалу это казалось хорошей идеей.) По окончании его доклада миновало тридцать секунд гробовой тишины. Все ждали, кто же заговорит первым.

– Позвольте мне убедиться, что я вас правильно понял, – проговорил председатель КНШ и, сложив руки, вытянул их вперед.

Гилдер почувствовал, как из-под мышки скатилась капелька пота.

– Вы решили воссоздать древний вирус, с помощью которого превратили дюжину заключенных в чудовищ, питающихся кровью, которых невозможно уничтожить, и никому об этом не сказали?

Ну, не то чтобы он решил. Гилдер не был в курсе этого проекта ОСВ с самого начала. Он попал на свой пост, когда сменилась администрация и когда в это дерьмо уже вбухали слишком много денег и сил, так что он не смог бы его затормозить, даже если бы попытался. Проект НОЙ был доступен для столь узкого круга, что даже Гилдер не знал, где это придумали. Возможно, в АНБ, но у него было ощущение, что ниточки могут идти еще выше, даже в Белый дом. Сейчас, когда он сидит перед офицерами КНШ, это не имеет значения. Гилдер три десятка лет проработал в ведомствах с такой секретностью, где, по сути, никто ни за что не отвечал. Казалось, идеи возникают сами по себе. «Что, мы сделали? Нет, мы этого не делали». И все в шредер [4] Аппарат для уничтожения бумаги. . Скорее всего с ОСВ так и случится. А может, и с самим Гилдером.

Сейчас же была вина, которую кто-то должен на себя взять. Совещание быстро превратилось в соревнование по громкости крика, и Гилдера били словесно раз за разом. Он почувствовал облегчение, когда ему сказали выйти, понимая, что ситуация уже вне его компетенции. Следовательно, военные будут разбираться с проблемой так, как привыкли разбираться со всем – стреляя во все, что увидят.

Оглядываясь назад, Гилдер понял, что мог бы изложить все несколько дипломатичнее. Однако снимки ЦКЗ говорили сами за себя. Три недели, в лучшем случае – четыре, и вирус накроет Чикаго, Сент-Луис и Солт-Лейк-Сити. Шесть недель – и распространится от побережья до побережья.

Христа ради, вампиры. О чем он думал?

О чем все думали?

Не было сомнения лишь в том, что Лир чего-то добился. Великий Джонас Лир, которого боялся даже сам Гилдер, биохимик из Гарварда с IQ в миллиард, человек, основавший новую науку, палеовирусологию. Разыскивающий и оживлявший древние организмы, чтобы найти им применение в современном мире. Его коллеги не сомневались, что когда-нибудь Лир обязательно получит Нобелевскую. О’кей, может, идея использовать приговоренных к смерти была не самой лучшей. Тут они лишнего хватили. Совершенно точно, что на последнем этапе Лир был уже немного не в себе. Но надо признать, что сама идея давала определенные возможности. Например, не умирать. Никогда. Вопрос, в котором у Гилдера в последнее время появилась некоторая личная заинтересованность.