Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)

Однако, он по-прежнему давал зенадорам огромное количество информации и знаний. Майро никак не мог решить, растерял ли он свой авторитет, так как уже передал все свои знания соплеменникам, или его взаимодействие с людьми снизило его престиж среди свиноподобных. Но это не имело значения.

Как бы там ни было, Майро нравился Мандачува. Он видел в старой свинье своего друга.

– Женщина заставляет вас есть эту плохо пахнущую массу? – спросил Майро.

– Настоящая помойка, говорит она. Даже детеныши кабр плачут, берясь за сосок. – Мандачува захихикал.

– Если вы оставите это в подарок вашим барышням, они вряд ли будут с вами разговаривать.

– Все же мы должны, мы должны, – сказал Мандачува, сияя. – Эти назойливые месизы должны все знать!

Ах, да, очередной комплимент женщинам. Иногда они говорили о них с неподдельной искренностью и уважением, почитая их как божество. А иногда отпускали в их адрес что-нибудь грубое и непристойное, обзывая их месизами, червями, скользящими по коре деревьев. Зенадоры не могли задавать вопросы – свиноподобные никогда ничего не говорили о своих женщинах. Было время – долгое время – когда свиньи вообще не упоминали о существовании женщин. Лайбо всегда мрачнел, когда что-либо напоминало о смерти Пайпо. До его смерти упоминание о женщинах считалось табу, за исключением поклонения и почитания в редкие моменты священнодействия. И лишь впоследствии свиноподобные стали отпускать невеселые, меланхоличные шутки по поводу «жен». Но зенадоры так и не получили ответа на вопрос о женщинах. Свиноподобные делали вид, что женщины не имеют к ним никакого отношения.

Из группы, окружившей Аунду, раздался пронзительный свист. Мандачува стал настойчиво подталкивать Майро к этой группе.

– Эрроу хочет поговорить с тобой.

Майро подошел и сел в стороне от Аунды. Она не взглянула на него – с давнего времени они усвоили, что свиноподобные чувствуют дискомфорт, видя мужчину и женщину, разговаривающими друг с другом. Они могли разговаривать с Аундой один на один, но если появлялся Майро, они не могли говорить с ней и молчали, даже если она о чем-то их спрашивала. Иногда Майро бесило, что она не могла даже подмигнуть ему. Он чувствовал ее тело, ощущая теплоту, как от маленькой печки.

– Мой друг, – обратился к нему Эрроу. – Мне представлена огромная честь задать тебе вопрос.

Майро почувствовал легкие содрогания от смеха позади себя.

Свиноподобные редко спрашивали и просили о чем-либо, им всегда трудно давались подобные обращения.

– Ты слушаешь меня?

Майро кивнул.

– Но помни, что среди людей я не пользуюсь влиянием, я почти ничто. Лайбо обнаружил, что свиноподобных нисколько не оскорбляло общение с бессильными, неавторитетными делегатами, хотя именно представление о важности и значимости помогло им объяснить строгие ограничения на то, что зенадорам позволено делать. – Речь пойдет не о просьбах, исходящих от нас.

О наших неразумных и глупых рассуждениях о ночном огне.

– Я только и жду, чтобы услышать мудрость, которую вы называете глупостью, – сказал Майро в обычном ключе.

– Это был Рутер, обративший к нам из своего дерева, кто сказал об этом.

Майро в молчании взмахнул рукой. Он любил как можно меньше касаться религии свиноподобных, так же как и собственной католической веры. В обоих случаях он притворялся, что принимает всерьез самые невероятные верования.

Все важные и значимые в своей жизни начинания свиноподобные всегда приписывали тому или иному предку, чьи духи обитали в вездесущих деревьях.

Незадолго до смерти Лайбо, несколько лет тому назад, они впервые стали упоминать Рутера, как источник проблемных идей. Была какая-то жестокая ирония в том, что разделанная как кролик свинья ныне почиталась с таким уважением и поклонением.

Майро ответил также, как делал в свое время Лайбо.

– Мы ничего не имеем, кроме уважения и любви к Рутеру, если вы почитаете его.

– Нам нужен металл.

Майро закрыл глаза. Ого, это уже слишком для политики зенадоров никогда не пользоваться металлическими орудиями на глазах у свиноподобных.

Возможно, свиноподобные сами усмотрели их у людей, что-нибудь мастеривших недалеко от ограды.

– А для чего вам нужен металл? – спросил Майро, стараясь сохранять спокойствие.

– Когда приземлился шаттл с Говорящим от имени Мертвых на борту, он произвел невообразимую теплоту, намного жарче, чем дают наши костры. А шаттл не сгорел и не расплавился.

– Это не было металлом, это теплоустойчивое пластиковое покрытие.

– Возможно, но металл составил сердце этой машины. Он во всех ваших машинах, где вы используете огонь и тепло для обеспечения движения. Мы никогда не сможем получить такого огня, как ваш, пока у нас не будет металла.

– Я не могу, – сказал Майро.

– Скажи нам, вы навсегда приговорили нас оставаться ваэлзами и нам никогда не подняться до ременов?

Надеюсь, Аунда, не ты объясняла им «Иерархию Исключений» Демосфена.

– Вы ни к чему не приговорены. Все, что мы вам даем, мы делаем из вещей, растущих в вашем природном мире, подобно кабрам. И если когда-нибудь раскроется это, мы будем изгнаны из этого мира, нам будет запрещено встречаться с вами.

– Но металл, который используете вы, люди, тоже производится нашим миром. Мы видели ваших шахтеров, бурящих землю к югу отсюда.

Майро замер, обдумывая создавшееся положение. С этой стороны забора не существовало ни одной точки наблюдения, с которой можно было увидеть шахтеров. Следовательно, свиноподобные пробирались через него и наблюдали за людьми с их собственной территории.

– Он выходит на поверхность, но только в определенных местах, я не знаю, как отыскать их. Даже добытый, он оказывается смешанным с другими породами. Они очищают его и перерабатывают по сложным технологиям. Каждая крупица металла требует объяснений. Если мы дадим вам готовое орудие отвертку или мастерок – вы не заметите ее, ее нужно отыскать. Молоко же кабр не нужно искать.

Некоторое время Эрроу внимательно смотрел на него; Майро выдержал его взгляд.

– Мы думали об этом, – сказал он. Он протянул руку в направлении Кэлендера, вложившего в нее три стрелы. – Посмотри. Правда, хорошо?

Они выглядели совершенно, как и любое творение Эрроу, они были хорошо сделаны и реальны. Новшество заключалось в наконечниках. Они были выполнены из вулканического стекла, обсидиана.

– Кости кабры, – сказал Майро.

– Мы используем кабру, чтобы убивать кабру. – Он протянул стрелы обратно Кэлендеру. Затем поднялся и ушел.

Кэлендер разложил тонкие деревянные стрелы перед собой и запел что-то на Языке Отцов. Майро узнал песню, хотя не мог разобрать слов. Как-то Мандачува объяснил ему, что это молитва, в ней они просят прощения у мертвых деревьев за то, что используют не деревянное оружие. Иначе, сказал он, деревья решат, что маленькие некто ненавидят их. Майро вздохнул.