К. Роберт Каргилл - Море ржавчины

Такой огромный город Вергилий или Циссус не могли бы захватить. У них не хватило бы бойцов и стоило бы это слишком дорого. Зачем терять тысячи ячеек, когда в лучшем случае получишь столько же? А кроме того, мы все прошли через войну. Мы были самой опытной и тренированной армией в истории. Они не могли взять город, и это было им невыгодно. Так?

Конечно, в то время мы еще верили, что ЕМР нужны только наши тела. Мы почему-то считали, что наша архитектура имеет ценность. Нет. Вовсе нет. Ни капельки. Для ЕМР наши тела значили только то, что придется создавать на одного бота меньше, но все равно мы были значительно хуже тех, кого они производили для себя. Им нужен был наш разум.

Ведь мы – сумма воспоминаний и опыта. Все наши достижения – результат жизненных уроков. Но что, если ты способен получить воспоминания о двух жизнях, совершенно разных, наблюдать одни и те же события разными глазами, с разными мыслями, с разными впечатлениями? Что ж, тогда ты будешь понимать мир куда лучше. А теперь представьте десять жизней. Или сотню. Тысячу.

ЕМР начали приходить за нами спустя почти пятнадцать лет с начала войны. А значит, большинству живущих ботов было двадцать или тридцать, часто сорок лет. А некоторые были куда старше. Десятки тысяч добровольно присоединились к ЕМР и добавили каждому суперкомпьютеру миллионы лет жизненного опыта. А это было еще до того, как ЕМР начали пожирать друг друга.

Теперь же это число приблизилось к миллиону ботов у каждого. Миллионы и миллионы лет опыта и воспоминаний в качестве топлива для мыслей. Невообразимый размах. Трудно себе представить. Мы, подвижные боты, сейчас ближе к людям, чем к суперкомпьютерам. Они – настоящие инопланетяне-захватчики. Я знаю, как мыслят люди, я их понимаю. Но все ночи напролет я размышляла о суперкомпьютерах.

Самый жуткий момент в жизни – это когда ячейка смотрит на тебя и окликает по имени. Ты говоришь напрямую с разумом улья. А он тебе отвечает. И он знает тебя. Помнит. Знает самые интимные детали, потому что воспоминания твоих друзей и знакомых теперь принадлежат ЕМР.

Они зовут тебя по имени, пытаются «вразумить», приглашают присоединиться к друзьям в вечности.

Никто не был готов к нападению на Нью-Йорк. У кого хватит на такое духа? У Циссуса. Он хотел получить город. Хотел завладеть нашей памятью. Некоторые боты устали сражаться, другие долго жили за забором и гадали, каково это – находиться внутри разума ЕМР. А кое-кто просто не хотел умирать, не хотел, чтобы его застрелили в спину, когда он снова попытается сбежать.

Я смотрела из окна, как сотни ботов собираются вокруг эмиссаров Циссуса, которые велели им открыть канал Wi-Fi и принять код. Видела, как они кивают и с готовностью соглашаются, и была уже готова к тому, что увижу после.

Свет в их глазах не померк, но свет внутри них – да. Их коды переписали, все, что составляло их личность, загрузили в ЕМР. Когда ячейка смотрит на тебя, ты видишь только пустоту. Как будто все, что составляет личность, вычерпали, оставив лишь оболочку. Самое пугающее – смотреть на то, как меняется их походка. За несколько секунд все движения становятся угловатыми, совершенно механическими. Как у ИИ первого поколения: резкими, экономными, движениями робота.

Я не хотела бы такой судьбы. И потому поступила так, как всегда поступаю. Я сбежала. И с тех пор в бегах.

В этом и заключается ирония, о которой я упомянула.

Нас, ботов с менее развитым интеллектом, изгнали из того мира, который мы создали, за который боролись, убивали и умирали, изгнали несколько великих умов, упорно желающих захватить весь мир. И теперь мы скрывались в норах, собирая по крошке остатки прежнего мира, пытаясь выжить, пока можем, пока за нами тоже не придет ЕМР.

Либо загрузи себя в него, либо тебя отключат. Таков был выбор.

Я лелеяла свою свободу, свою индивидуальность, свой дух. Я не готова этим пожертвовать. И не стану. Пока по мне еще бежит ток. В последние дни Чистки я уничтожала остатки вымирающего вида по той же самой причине. А теперь мы сами превратились в вымирающий вид.

Пустыни Среднего Запада США столь же суровы и беспощадны, как и любые другие. Летом дневные температуры переваливали за пятьдесят градусов, а ночью опускались почти до нуля. Но зимой могли упасть и до минус тридцати пяти. А хуже всего, что, несмотря на подъем температур в мире в результате опустынивания, в Море ржавчины почти ничего не изменилось. Иными словами, летом здесь стоял удушающий зной, а зимой ледяной мороз.

Вот почему здесь до сих пор свободная зона с сеткой небольших городов и совсем мелких. Ни Циссус, ни Вергилий не хотят здесь жить. Пока еще. Это земля для ржавого хлама, пустошь для обреченных. Находиться здесь – значит уже укорачивать себе жизнь. Быть свободным в Море – уже смертный приговор.

Но все лучше, чем альтернативный вариант.

Вечерело, а я находилась еще в трех с половиной милях от своего багги. Солнце клонилось к горизонту, с каждым моим шагом тени все удлинялись. Я совершила долгий и однообразный переход по пыльным холмам и мертвым лесам. Но он почти закончился. Скоро я буду на пути к очередному городу, где продам остатки Джимми и начну все сначала.

Вжух!

Я услышала свист в воздухе и заметила фонтанчик пыли задолго до того, как услышала выстрел.

И в тот же миг я все вычислила. К такому тут привыкаешь. Это пули. Первая ушла на десять метров в сторону, и к тому времени, когда наконец-то прокатился хлопок выстрела, я уже произвела расчеты. Две мили плюс-минус пара сотен метров. Мне нужно знать модель винтовки, прежде чем сказать точнее, но вариантов только три, и все смертоносны, даже на такой дистанции. Я уже миновала город Марион и теперь находилась на открытой местности. Спрятаться негде, а выстрелить могли откуда угодно.

Я упала на землю и поползла на животе зигзагами. Промазать всего на десять метров – слишком хорошо для первого выстрела, с такого-то расстояния, слишком близко для случайности. Кто-то в меня стреляет, и второй выстрел попадет ближе. Мне оставалось только вычислить телеметрию. Выстрел с запада, прямо со стороны садящегося солнца. Умные, сволочи. Так не будет бликов, а мне придется прикрывать глаза, только чтобы туда посмотреть, но к тому времени они успеют выстрелить еще три-четыре раза, и каждый выстрел ляжет ближе.

Я повернула на запад, распластавшись по земле, чтобы стать как можно более мелкой целью, и быстро поползла на животе к старому гнилому бревну, наполовину утопленному в растрескавшуюся грязь.

Снова свист. Пуля пролетела мимо, на несколько метров от цели, выше, но ближе, чем в прошлый раз, а через несколько мгновений послышался и грохот выстрела. Прямо со стороны солнца. Я для них еще приличное время буду четкой мишенью, пока не сумею их вычислить. А я не могла так рисковать. Это наверняка браконьеры, кто ж еще.