Виктория Шваб - Месть

Он терял вес.

Виктор всегда был худым, но теперь, когда поднял подбородок, свет упал ото лба и скул, и вдоль челюсти, во впадине меж ключицами, залегли тени.

Вдоль задней части раковины выстроился небольшой ряд бутылочек с таблетками. Он потянулся к ближайшему и вытряхнул валиум на ладонь.

Виктор никогда не увлекался наркотиками.

Несомненно, предполагаемый побег от реальности имел некоторую привлекательность, но Виктор никогда не мог смириться с потерей контроля . Когда он впервые купил наркотики в Локленде, то вовсе не ради экстаза. Виктор просто пытался покончить с собой, чтобы вернуться кем-то лучше .

«Какая ирония», – подумал он и проглотил таблетку.

Виктор не проводил много времени в стрип-клубах.

Он никогда не понимал их привлекательности – его не возбуждали полуголые тела, извивающиеся маслянистые формы, – но Виктор пришел в «Стеклянную башню» не потехи ради.

Он искал совершенно определенного человека.

Пока Виктор осматривал клуб, стараясь не вдыхать облако из духов, дыма и пота, чья-то ухоженная рука погладила его по спине.

– Привет, милый, – раздался тягучий голос. Виктор бросил косой взгляд и увидел темные глаза и ярко-красные губы. – А я бы смогла тебя развеселить.

Вот уж вряд ли. Виктор много чего желал – власти, мести, контроля, – но секс никогда не входил в список. Даже с Анджи… Разумеется, Виктор хотел ее, хотел внимания, преданности, даже любви. Он заботился о ней, нашел бы способы ее порадовать – и, возможно, сам бы получил от этого удовольствие, – но секс тут был ни при чем.

Танцовщица оглядела Виктора с ног до головы, ошибочно приняв его незаинтересованность за стеснение или, возможно, предположив, что он не по девочкам.

Он убрал ее руку.

– Я ищу Малкольма Джонса.

Самозваный предприниматель, специализирующийся на незаконных вещах. Оружие. Секс. Наркотики.

Танцовщица вздохнула и указала на красную дверь в глубине клуба:

– Внизу.

Виктор почти дошел туда, когда в него врезалась маленькая блондинка. Он протянул руку, чтобы помочь ей выровняться, а девушка с певучим акцентом залепетала извинения. Их глаза встретились, и что-то мелькнуло на ее лице, кратчайший проблеск интереса – он даже назвал бы это узнаванием, но они точно никогда не встречались. Виктор отстранился, двинулся в толпу и подошел к красной двери.

Она закрылась за ним, скрыв клуб из поля зрения. Виктор размял руки, идя по бетонным ступенькам вниз, в недра здания. Коридор был узким, стены выкрашены в черный цвет, а воздух загустел от сигарного дыма. Из комнаты в глубине разразился смех, но путь Виктору преградил парень в плотной черной рубашке.

– Куда-то собрался?

– Да.

Мужик оглядел Виктора.

– Выглядишь как торчок.

– Я в курсе, – ответил Виктор, разводя руки для обыска.

Охранник охлопал его по бокам, затем повел в комнату.

Малкольм Джонс сидел за большим столом, в дорогом костюме, на стопке банкнот у его локтя лежал блестящий серебряный пистолет. Еще три человека сидели на разных предметах мебели; один пялился в экран на стене, другой играл со своим телефоном, третий смотрел на дорожку кокаина, что Джонс поправлял на столешнице.

Никто из них, казалось, не заметил появление Виктора.

Только Джонс потрудился посмотреть вверх. Он был немолод и обладал тем самым голодным, почти волчьим взглядом, что появляется у наркомана перед приемом дозы.

– Ты кто такой?

– Новый клиент, – просто сказал Виктор.

– Откуда обо мне узнал?

– Птичка напела.

Джонс проглотил это объяснение, явно польщенный мыслью о своей известности. Он указал на пустой стул напротив себя.

– Зачем пришел?

Виктор опустился на стул.

– Наркотики.

Джонс смерил его взглядом.

– Ха, я бы решил, что ты за стволами. Что конкретно тебе надо? Героин? Кокс?

Виктор покачал головой.

– Медикаменты.

– А, ну тогда… – Джонс махнул рукой, и один из его людей встал и открыл шкафчик, показывая множество пластиковых бутылок с таблетками. – У нас есть окси, фентанил, бензо, адди… – стал перечислять Джонс, пока другой парень выкладывал бутылки на стол.

Виктор прикинул варианты, задаваясь вопросом, с чего начать.

Приступы становились все чаще, и что бы он ни предпринимал, видимой разницы не было. В рамках теории, что его запас силы – нечто вроде батареи и таким образом перезаряжается, Виктор пробовал не пользоваться своим талантом. Когда не сработало, сменил тактику и попытался пользоваться им чаще, мол, надо скинуть излишек энергии. Такой подход привел к тем же самым результатам – гул снова нарастал, становился ощутимым, и Виктор умирал.

Он оглядел строй бутылок с пилюлями.

Виктор мог составить диаграмму электрического потока, но, похоже, не мог его изменить.

С точки зрения науки – тупик.

С точки зрения физиологии – того хуже.

Саму боль он остановить мог до определенной степени, но боль была лишь одним аспектом нервной системы. И лишь одной гранью применения большинства опиатов. Они были глушителями, предназначенными для подавления не только боли, но и ощущений, частоты сердечных сокращений, сознания – и если одного вида недостаточно, ему нужен коктейль.

– Я их возьму, – завил Виктор.

– Которые?

– Все.

Джонс холодно улыбнулся.

– Притормози-ка, парень. У нас лимит, одна бутылка в одни руки. Я не могу отдать тебе все свои запасы. Через минуту ты загонишь их где-нибудь на углу по тройной цене…

– Я не торговец.

– Тогда тебе и не нужно много. – Улыбка Джонса стала натянутой. – Теперь что касается оплаты…

– Я сказал, что возьму их. – Виктор наклонился вперед. – Про деньги речи не было.

Джонс рассмеялся безрадостным животным смехом, который тут же подхватили его люди.

– Если решил меня обчистить, надо было хотя бы пушку с собой принести.

– Так я принес, – сказал Виктор. Поднял руку, медленно, словно фокусник, согнул три пальца и вытянул указательный и большой. – Видишь? – спросил он, наставляя «пистолет» на Джонса.

Тому стало не до смеха.

– Да ты кто вообще…

– Бух.

Никакого выстрела – ни отдающегося в ушах эха, ни вылетевшего патрона, ни дыма, – но Джонс издал горловой вопль и рухнул на пол как подкошенный.

Трое остальных мафиози попытались схватить свое оружие, но замешкались от шока. Не успели они нажать на курки, как Виктор уничтожил их всех. Никакого рубильника. Никаких нюансов. Лишь чистая сила. Нечто выше боли, когда рвутся нервы и перегорают предохранители.

Мужчины рухнули на пол, как марионетки с обрезанными нитками, но Джонс все еще был в сознании. По-прежнему сжимал грудь, отчаянно ища пулевое ранение, кровь, какой-то физический ущерб под стать тому, что говорили ему нервы.