Иван Зеликов - Тропою Избранника

— А ещё, человек человеку друг, товарищ и корм, — вставил своё слово в разговор, молча до того созерцавший трупы, Дикарь, обнажив при этом очень крупные острые зубы и похлопав Вика по животу.

— Босс! — старик вскочил как ошпаренный и спрятался за спиной третьего товарища, залившегося весёлым смехом. — Сулик так жадно смотрит на меня, что когда-нибудь вы проснётесь и не обнаружите даже моего трупа, — жалобно простонал он.

— Не беспокойся, Вик, — сквозь смех ответил тот, — нас с Суликом связывают узы кровной дружбы, так что в любом случае он со мною поделится.

— Спасибо, босс, вы меня успокоили. — Попытался улыбнуться Вик, но улыбка получилась натянутой, так как он снова увидел лицо дикаря, и в очередной раз отметил, что кости в носу и ушах до предела напоминают человеческие.

— Ладно, пошли! — Вдруг перестав смеяться, бросил тот, кого называли боссом и Избранником. — Постараемся за ночь уйти как можно дальше, так как днём солнце палит нещадно, а бронежелет снимать опасно. В любой момент можно ожидать чьей— нибудь атаки, так что ни какая Гремпи-кость не поможет.

— Гремпи-кость всегда приходит на помощь достойным. Тот, кто сможет отразить любую атаку — достоин, — невозмутимо изрёк Сулик, взваливая на плечи, приготовленную Виком связку оружия.

— Да, вездё духи, везде души и везде кости… Вот и сегодня, пустыня получила два десятка тел, пять из которых на нашей совести. Эдак, к концу путешествия, пусть бы он поскорее наступил, их будет уже несколько сотен. Дорого же обходится спасение соплеменников, к тому же неизвестно, будут ли они спасены…

— Пока мы побеждаем сильных, мы сами становимся сильнее, мы даём шанс стать сильнее слабым. Это наше право, наша судьба — так говорит Гремпи-кость.

— Ты как всегда прав, Сулик, хотя и скуп на слова. Я буду сражаться с врагами постоянно и буду их побеждать, и это их проблемы, если они окажутся слабее нас. Тех, кто встаёт у меня на пути, я бил и буду бить, пусть даже голыми руками!

— А уж как вы голыми руками дерётесь, босс, — вмешался Вик, — стоило посмотреть, какие чудеса вы вытворяли на ринге Нью-Рено, чтобы не позавидовать тем врагам, кому достанется драться с вами.

— Пожалуйста, не напоминай мне о Нью-Рено, а особенно о ринге, — не оборачиваясь, бросил Избранник, который уже успел уйти далеко вперёд, так что Вику пришлось пробежаться, чтобы догнать своих спутников.

— Но почему же, босс?! — На ходу продолжил он. — Ведь то, как лучшие бойцы города падали от одного-двух ваших ударов — грандиозно! Вас теперь весь город величает не иначе, как Скорпионом. Вас приветствуют, как чемпиона, все двери открыты перед вами!

— Вик, оставь! Такая мимолётная слава — ничто, стоит объявиться следующему чемпиону, и обо мне забудут. В любом случае, я потерял больше, чем приобрёл.

— Ах да, я совсем, было, забыл, — Вик закатил глаза и состроил кислую мину, будто действительно только сейчас вспомнил, — вам же в последнем бою откусили ухо. Ай-ай-ай, как жаль, такой красивый мужчина и с одним ухом. Но перестаньте печалиться, босс, в кошачьей лапе за деньги приласкают даже гула, так что, без девушек вы не останетесь. А что касается титула чемпиона, то вы лучший! На обратном пути вы вернётесь и снова завоюете его, пусть даже ради этого придётся пожертвовать вторым ухом. — Вик засмеялся, но тут же осёкся под огненным взглядом товарища.

— Заткнись, толстяк, а ни то я действительно, как-нибудь, тебя съем вместе с Суликом! — Избранник выглядел очень разгневанным, он потрогал рубец на месте уха, который налился кровью и стал похож на рану, и, отвернувшись от Вика, зашагал ещё быстрее. — Да, эти чёртовы боксёры — слабаки, хотя и выглядят, как горы мышц. Да, они косые, даже в туловище попасть не могут, не то что в голову, а сами двух прямых в челюсть не выдерживают. Да, я чемпион, да, я лучший, но не все двери открыты для меня. К Бишопу меня так и не пустили! И вообще, в Нью-Рено мы больше не вернёмся, я сказал! А теперь, Вик, ступай на двести метров вперёд, будешь сегодня разведчиком, и не серди меня больше!

На чёрном небе всё сгущалась и сгущалась дымка, заволакивая собою чахоточное лицо страдалицы-луны вместе с небрежно разбросанными огоньками звёзд. Совсем скоро лишь столбы света на юго-западе, остались единственными, кто осмеливался нарушить тотальную власть тьмы. Это Нью-Рено, город удовольствий, город неоновых огней, последняя частичка древнего мира, приманивал к себе одиноких путников пустыни, топчущих безразличные ко всему камни с определённой целью или без оной, служил ориентиром караванам. Он звал, он манил, этот оазис света в царстве тьмы. Он обещал дать способы забыть о том, что нужно бороться, побеждать ставшую такой враждебной природу, строить новую жизнь, создавать новую цивилизацию. И обещания он свои исполнял сполна, хотя и не совсем честно, впрочем, вряд ли можно было найти человека, который смог бы пожаловаться на то, что его обманули. Кости же, в изобилии усыпавшие пустыню, и могильные камни на Голгофе умели хранить молчание…

…Ночь, огромная жёлтая луна глядит с неба, совсем не та страдалица, что в обычной жизни. Жестокая, заплывшая жиром, отъевшая свои круглые щёки на чужих мучениях и страданиях, луна кровопийца. Он бредёт по пояс в воде, придерживаясь строго середины странной реки, безвольно загребая её чёрные воды руками, отталкивая время от времени трупы, что, постоянно обгоняя его, пытаются своими жёсткими закостеневшими руками, лапами, хвостами зацепить его и увлечь за собою. Трупы отцепляются и тут же исчезают вдали, словно неведомое ему сверхбыстрое течение подхватывает их. Он бредёт совершенно один, одинокий живой человек, непонятно как попавший в это царство мёртвых. Он идёт, стараясь не заглядывать в лица трупов, хотя они все на одно лицо, словно манекены, сделанные по одному шаблону. Он идёт, не поднимая глаза к небу, так как там злодейка-луна кривится в усмешке, упиваясь его мучениями. Вперёд и только вперёд, не обращая внимания на мертвецов и луну, туда, куда стремиться река, куда зовёт течение — единственное точно известное направление в этом непонятном мире.

Вот что-то странное тыкается в бок, совсем не так, как остальные трупы, как не хочется вновь смотреть на мёртвое тело, но оно не желает уплывать, подобно другим, не слушается рук и всё продолжает свои упорные толчки. А, понятно, почему оно не цепляется, у трупа нет нижней части, а наверху осталась только одна рука. Интересно, кто бы это мог быть. Мертвец переворачивается на спину, подставляя лунным лучам своё лицо, на котором играет зловещая улыбка, совсем не похожая на обычный предсмертный оскал, а больше напоминающая усмешку охотника, увидевшего дичь. Ллойд, милый мальчик Ллойд, кажется, так тебя называли в Нью-Рено, непревзойдённый шулер и плут. Похоже, твоё мастерство сыграло с тобою невесёлую шутку, как же ты теперь будешь играть в карты одной рукой и доставать из ботинка несуществующей ноги пятого туза…