Мелинда Мёрдок - Армагеддон у Весты

— О Кемале позабочусь я. А у тебя есть война — позаботься об этом.

Выговор заставил Далтона замолчать, но не заставил его оставить свои мысли. Гордон так ясно читал их на лице своего сына, как будто они были там напечатаны. Он на какое-то мгновение пожалел о том, что поставил Далтона во главе меркурианского флота.

— Готовься и прими благословение, сын мой. Отлет через шесть часов.

— Слуга моего отца, — ответил Далтон положенной по уставу формулой.

Однако в словах этих Гордон не почувствовал искренности.

В нижних уровнях Меркурия Первого существовал крошечный вариант ада, район настолько аналогичный своему большому образцу, что он, казалось, был построен с использованием дистиллированных экстрактов самых ужасных его составных частей. Выразительно названный «пещерами» — с отдаленным намеком на поселки под раскаленной внешней корой Меркурия, он представлял собой личную тюрьму Гавилана, для большего сходства оснащенную своим собственным Вельзевулом. Старый Гарри был генотехом неопределенного возраста и весьма живого воображения — что касалось выполнения им своих обязанностей.

В одно и то же время он был стражем и изощренным следователем, использовавшим сочетание психологических приемов и сложных наркотиков, чтобы сломать и подчинить свои жертвы. Половина его мозга была замещена компьютерной схемой. Он постоянно находился в контакте с пульсом Меркурия Первого, с его компьютерными операциями, преисполненный стремления использовать все возможности на благо Меркурия Первого. Если Меркурий Первый чувствовал опасность, чувствовал опасность и Старый Гарри. Кроме того, его цепи были запрограммированы так, чтобы слово Гордона Гавилана было законом. Поэтому приказ патриарха подавить волю Кемаля выполнялся буквально.

Кемаль Гавилан находился в камере размером три на три метра и пытался сохранить в душе пламя гнева. Это было нелегкой задачей, если учесть, что он под действием наркотиков осознавал окружающее примерно наполовину. Он уже не помнил ясно, почему он сопротивляется. Он только знал, что он должен это делать. Если он сможет все это пройти — а Гарри, похоже, завершал серию опытов, — он получит передышку. По приказу Гавилана Гарри накачивал Кемаля через правильные промежутки времени смесью собственного изобретения. Похоже, что в сочетании с интенсивным внушением эта смесь могла разрушить любую волю.

Гарри быстро понял, что Кемаль слабо подвержен физической стимуляции. Подобные методы делали его только более раздражительным и сварливым. Он был упрям настолько, что временами боль побеждала его — только тогда он был уже не в состоянии здраво мыслить. А Гавилан настаивал, чтобы его племянник остался способен мыслить рационально. Он просил только подчинить Кемаля его воле. Беда была в том, что Кемаль не хотел подчиняться.

Кемаль лежал, вытянувшись на натянутом полотне, заменявшем здесь постель, и разглядывал узор, образованный ребрами потолочных панелей. Они образовывали сетку, напоминающую кельтский узел, линии ее двоились и переплетались — похоже, узор был создан специально, чтобы вселить в разглядывающего его человека чувство беспомощности. Несмотря на туман в голове, Кемаль чуть заметно улыбнулся. Даже здесь Гавилан не мог обойтись без изысканности.

— Кемаль!

Кемаль повернул голову на звук, стараясь сфокусировать взгляд. Он поморгал.

— Кемаль, это Тикс.

Он понял, почему голос знаком ему. Его двоюродный брат. Младший сын Гордона. Художественная натура. Он пошевелил онемевшими губами, пытаясь заставить их произнести слово.

— Тикс…

— Да, Тикс. О, Кемаль, ну почему ты не можешь просто дать отцу то, что он хочет? Я всегда так делаю. С ним бесполезно спорить. Все равно в конце концов он победит.

Кемаль приподнялся на локте. Это движение потребовало неожиданно большого усилия воли. Он облизал губы, готовя их к целому предложению:

— Но ты не отвечаешь за жизнь других людей.

Тикс опустил глаза:

— Нет.

Кемаль видел своего двоюродного брата не полностью. Дверь в его камеру была снабжена забранным прутьями квадратным окошком в восемь дюймов шириной. Через него можно было видеть только половину лица.

— Тебя прислал Гордон?

— Нет! Нет. Он вообще не знает, что я здесь.

— А ты не боишься, что я ему расскажу об этом — в бреду, под действием наркотиков?

Тикс покачал головой и, скривив губы, произнес:

— Ты пока еще ничего не рассказал.

В это мгновение он очень был похож на своего отца.

— Пока не рассказал.

— Далтон собирается на Марс.

Кемаль насторожился. Голова его прояснилась. Важность сообщения Тикса доходила до него по частям. Меркурий поддерживает своих союзников. Он посылает отряд на помощь РАМ против НЗО. Погибнут его друзья — может быть, от руки его кузена. Кемаль понимал, что должен бороться. Он должен был что-то предпринять, но как? Предупредить, остановить — но он был закупорен, как джем в банке. Взглянул в глаза кузена.

— Чего ты хочешь, Тикс? Ты подвергаешься опасности, придя сюда.

— Я знаю. Я не знаю… Я смущен, Кемаль. Ты нравишься мне, Кемаль. Ты мне понравился с того момента, как мы познакомились. Я надеялся как-нибудь помочь тебе.

По лицу Кемаля скользнула ироническая улыбка.

— Ты не можешь, — утвердительно сказал он.

— Нет, — ответил Тикс. — Я… Мне не хватает смелости. Я никогда в жизни не поступал против воли отца.

— Я понимаю, Тикс. — Кемаль поднял руку, останавливая возражения Тикса. — Правда, я понимаю. У тебя нет обязательств по отношению ко мне, а дядя Гордон — твой отец.

— Но он не прав.

— Не прав с моей точки зрения, — сказал Кемаль. — Но с других — возможно, иначе. Я не думаю, что твоего отца волнует мое мнение об этом.

— Может быть, Кемаль. Я не понимаю, — голос Тикса дрожал от волнения, — почему ты так беспокоишься о Танцорах? Ты знаешь их не лучше, чем знаешь меня. Они не родственники тебе. И ты пошел за них на это промывание мозгов без всяких колебаний.

— Как сказать… Без колебаний… У меня не было выбора. Я сделал это потому, что Танцоры имеют право выбирать, как им жить, сами, а не жить так, как за них решили другие. Они достойны быть свободными.

— Ты поэтому вступил в НЗО? Из-за свободы?

— Я так думаю. Эта причина не хуже других. Даже весомей.

— Но это привело тебя сюда!

— Чтобы съесть яйцо, надо его разбить, — ответил Кемаль.

В коридоре, ведущем к камерам, послышалось эхо шагов. Кемаль узнал тяжелую поступь Старого Гарри.

— Мне нужно идти, — сказал Тикс. — Прости, Кемаль!

— Будь осторожен, Тикс, — устало ответил Кемаль. У него уже не оставалось сил для новых испытаний.

Лицо Тикса исчезло. Кемаль еще слышал быстрые шаги его ног в мягкой обуви, удалявшиеся от двери. Шаги Гарри продолжали приближаться и наконец замерли у двери его камеры. Его мрачное лицо с крючковатым носом и выступающими костями скул и лба закрыло отверстие двери. В такие минуты Кемаль радовался, что окошечко маленькое.