Юрий Манов - Не мир принес

— Священник Сергиевой Пустыни, наставник Иоанн. Это господин Васинцов из группы «ГРИФ».

Лицо зверя расплылось в странной гримасе. Надо понимать — в улыбке:

— Рад воочию увидеть таких известных людей. Чем обязан?

— У нас к вам несколько вопросов.

— Пожалуйста, буду рад. Да что вы там стоите, проходите в комнату, не бойтесь, я не кусаюсь, ха-ха-ха, — и Гнашев. щелкнул мощными челюстями. — Извините, глупая шутка, никак не могу привыкнуть к своему новому облику…

Васинцов снова убрал руку с кобуры и шагнул в «аквариум». Внутри было довольно мило, пахло свежо, кажется, свежим сеном, по крайней мере совсем не так, как в затхлых коридорах больницы, через которые им пришлось пройти.

Хозяин гостеприимно указал на диванчик у стены, потом на маленький столик:

— Угощайтесь, есть хороший коньяк, сигары. Подарок моего друга, старины Рауля, прямо с Кубы. Я, к сожалению, этих радостей жизни уже лишен, разве что сладости, в последнее время пристрастился к меду в сотах. Часами могу жевать. Так какое у вас ко мне дело?

— Нас интересует ваш брат.

— Артур? А что именно интересует вас по поводу моего брата?

— Вы знаете, где он сейчас?

— В последний раз мы с ним виделись перед его отлетом в Штаты для заключения контракта и продажи пакета акций. Но тут все это началось, контракты и акции в одночасье оказались простыми бумажками. Он тогда немного сорвался, загулял. В последний раз он звонил мне из Израиля, рассказывал, что решил пройтись по святым местам.

— Он… он тоже изменился?

— Да, он очень переживал, даже плакал. Я пытался его успокоить, мы где-то часа два говорили по телефону, но не уверен, получилось ли у меня вселить в него уверенность и надежду.

— Если не секрет, фактическим главой концерна «Гнашевич корпорейшн» являетесь вы или…

— Владелец — наш отец, Отто Гнашевич. И пока он жив…

— Но финансовую политику концерна осуществляете вы?

— Да, после тщательных консультаций с отцом. Хвала Богу, ему в последнее время значительно легче.

— Ваш брат имеет доступ к значительным финансовым средствам?

— Формально да, он может выступать от лица концерна в Штатах и африканских странах, но по крупным сделкам, финансовым изъятиям он в обязательном порядке консультируется со мной и отцом.

— Что значит крупным?

— От десяти миллионов и выше. «Новыми», разумеется.

— Ого! Поздравляю вас, если сделка в 10 миллионов для вас не очень крупная сделка, дела у вас обстоят хорошо.

— Вы же знаете, святой отец, вряд ли скоро деньги вообще будут иметь смысл.

— Да, но пока имеют. Вам известно, что ваш брат Артур перевел около сорока миллионов через офшорные зоны на счета подпольной лиги «Судного дня»?

— Артур? Не может быть.

— Тем не менее это так. Вы можете справиться об этом у своего отца. Вы можете сказать, какие задачи ставит перед собой лига «Судного дня»?

— Я знаю о ней очень мало. Только то, что размещено в Интернете. Артур как-то обмолвился о ней, и я поинтересовался. Какой-то странный вариант всеобщего покаяния.

— А вам известно, что лига «Судного дня» готовит сам Судный день?

— Не до конца вас понял.

— Да что там понимать, — не сдержался святой отец. — Они, в том числе и ваш братец, собираются устроить небольшую ядерную зиму, лет этак на пять. Чтобы покаявшееся человечество перед лицом Всевышнего предстало в полном составе без исключений! Так сказать, оптом…

От удивления Васинцов вздрогнул и выплеснул изрядную долю из черной бутылки в длинный бокал для коктейлей.

— Это очень крепкий ром, молодой человек, — словно механически сказал Гнашевич, глядя в одну точку в полу. — Боюсь, как бы вам не стало плохо.

— Мы привычные, — сказал Васинцов и опрокинул напиток в себя. Не соврал, зверюга, действительно очень крепкий, аж слезы из глаз. А Васинцов, между прочим, и к спирту привыкший.

Гнашевич встал, ссутулившись, подошел к столику и налил себе рюмку.

— Оптом? Уничтожить человечество? Я знаю, что вы говорите правду, но не могу в это поверить. Так чем я могу вам помочь?

— Черт побери, кто же вы такой на самом деле? — спросил Васинцов, снова стараясь приноровиться к батюшкиной скоростной манере передвижения.

— Не богохульствуй, сын мой. Грех не самый большой, но все же грех. Вас еще не торкало по поводу богохульства? Скоро начнет. Что касается меня, то я скромный слуга Божий.

— С каких пор скромные слуги Божьи посвящены в важнейшие государственные тайны?

— С тех самых, как его подопечных стали посещать откровения и вещие сны.

— Вы о детях, батюшка?

— О них. Я сегодня просто еще раз убедился, что эти сны — не детский бред и не детские фантазии. Как вы думаете, откуда шестилетняя девочка, сиротка из крохотной русской деревни, может знать про финансово-промышленную империю Гнашевичей и про их младшего отпрыска, собирающегося устроить Армагеддон?

— Не знаю, — откровенно ответил Васинцов, — но, думаю, вряд ли увидела по телевизору. Что вы собираетесь делать?

— Во-первых, связаться с вашим начальством, я почему-то по-прежнему ему доверяю, во-вторых, срочно увозить детей, им теперь здесь действительно очень опасно.

— Увозить куда?

— Куда увозят детей летом? К морю, купаться, в Крым или на Кавказ. И как можно быстрее, как быстро ваша группа может собраться?

— Но постойте, святой отец, как это в Крым?

— А что вас не устраивает? Вы не любите моря? Тогда у вас есть хороший шанс накупаться вволю, если мне не изменяет память, ваша группа должна сопровождать нас везде.

— Да, но я должен доложить руководству, — пробормотал совершенно сбитый с толку Васинцов.

— Так докладывайте, чего ждать! Уф-ф-ф, жара! Слава Богу, добрались. У вас есть карточки на метро?

— Я на машине, — ответил Васинцов.

— И где она, ваша машина?

— Там, на стоянке около госпиталя.

— Так что же вы молчали?! Столько времени потеряли. Вот теперь из-за вас придется возвращаться.

Васинцов понял, что больше словесного урагана со стороны святого отца он не выдержит. Осторожно взяв отца Иоанна под руку, он усадил его под зонтик в летнем кафе и дал знак официанту принести холодной газировки.

— Вы посидите здесь, батюшка, а я пока машину подгоню.

— Послушайте, святой отец, а кем вы были до… как это у вас там называется, до пострижения? — спросил Васинцов, включая зажигание и помогая отцу Иоанну пристегнуться.

— До рукоположения, хотите вы сказать? Я был Апостолом, девять рейсов на Поездке…

— А-а-а-а-а, тогда понятно…

— Да ничего тебе не понятно, — неожиданно грубо сказал отец Иоанн и мелко закрестился.

Одинцов словно и не удивился докладу Васинцова.

— Чертов монах, — пробурчал он, — какого хрена он туда поперся? Ладно, разберемся.