Андрей Ливадный - Скопление Ширана

Утро.

Прозрачное, стылое, звонкое.

Сиреневые краски неба ложатся на землю бледным отсветом зари. До восхода ослепительно голубого солнца остались считаные минуты.

Ветер притих, затаился в зарослях колючего кустарника, залег меж живых изгородей, символически отделяющих один двор от другого. Со стороны пустыни еще не плещет жаром, и растения стыдливо распускают тяжелые бутоны благоухающих соцветий, наполняя утренний воздух пьянящими ароматами.

Аккуратные одинаковые домики выстроены вдоль улицы, пластиковая черепица крыш в предрассветных отсветах неба кажется влажной — это тает тонкий налет инея, сконденсировавшегося за ночь.

Казалось бы, мирный пейзаж, но стоит бросить взгляд дальше, за пределы скромного по размерам, тщательно ухоженного поселения, как вдруг становится ясно: маленький участок планетной тверди не так давно освоен людьми, о данном факте ясно свидетельствует высокая стеклобетонная ограда периметра и зримое дрожание воздуха над нею. Магнитное стасис-поле накрывает внушительную площадь, опоясанную оградой.

Дальше, вне стен, не увидишь аккуратно подстриженных живых изгородей — там властвует совсем иная природа: дикорастущий кустарник высотой в полтора метра образует труднопроходимые заросли, похожие на изощренное укрепление, созданное посредством колючей проволоки Тонкие, но необычайно прочные ветви унизаны полуторасантиметровыми шипами, заросли тянутся на несколько километров, вплоть до границы с бесплодной пустыней, где жизнь возможна лишь на островках небольших оазисов.

За мертвым пространством, раскаляющимся днем и промерзающим ночью, расположены умеренные климатические зоны с более щедрой природой, и непонятно, почему люди избрали для поселения это негостеприимное, требующее немалого труда ради элементарного выживания место…

Очевидно, ответ на данный вопрос скрыт под струящимися границами защитного купола, среди массивных, совершенно неэстетичных сооружений, окружающих небольшой поселок: серый шероховатый стеклобетон, без намека на эстетику или элементарную отделку, угловатые, похожие на огромные отливки здания, тускло-серый блеск мощных модульных ворот, чрезмерно большие пространства, закованные в вездесущие плиты из армированного бетона, и, наконец, как объяснение и довершение, короткая фраза, нанесенная через равные промежутки на внешней стороне периметра:

Стой. Запретная зона. Огонь открывается без предупреждения.

Естественно, фраза эта предназначена для людей.

Но кто, кроме мелких грызунов, редких птиц да пресмыкающихся, способен выжить в окружающей пустыне?

С тихим шипением пневматического привода дверь одного из жилых домов скользнула в сторону.

Человек, появившийся на пороге, выглядел лет на сорок. Он был гладко выбрит, волосы, тронутые ранней сединой, коротко острижены, что соответствовало стандартной прическе, которую принято носить «под гермошлем». Его лицо с тонкими лучиками морщин, разбегающихся от уголков глаз, казалось, излучает спокойствие, однако стоило внимательнее присмотреться к выражению его глаз, где затаилась непреходящая тень давних, но страшных событий, проследить за едва заметной линией шрама, который шел от правой височной области через щеку к тонкой, почти бескровной линии упрямо сжатых губ, как становилось понятно: внешнее спокойствие — не более чем привычная маска самоконтроля, не позволяющая угадать истинные чувства.

Он остановился у благоухающей границы декоративного кустарника и посмотрел вдаль, туда, где за границами стасис-поля, над смертельно опасными кружевными зарослями проволочника, сквозь редкие перистые облака, струился гнетущий фиолетовый свет, окрашивающий окрестности в унылые сиреневые тона.

Небольшой медальон на короткой цепочке из странного, имеющего телесный цвет сплава поймал струящийся с небес свет, и на его поверхности вдруг четко проступила надпись: «Полковник Шайгалов И.Д. Третий резервный корпус. ВКС Земного Альянса».

Надпись окружала радужный штрих-код генетической записи.

— Не спится, командир?

Голос, заставивший Шайгалова повернуть голову, принадлежал молодому, атлетически сложенному мужчине, который устроился в шезлонге по другую сторону импровизированной изгороди. Судя по его гардеробу, состоящему из плавок и такого же посмертного медальона, он собирался принимать солнечную ванну.

— А тебе? — вопросом на вопрос ответил полковник.

Очевидно, понятие армейской субординации на территории военной базы либо отсутствовало вообще, либо не имело значения в эти тихие предрассветные минуты.

— Святогор сказал мне, что утром можно загорать. Ловлю момент.

Илья Дмитриевич лишь хмыкнул.

«Курорт, а не гарнизон», — метнулась было в голове осуждающая мысль, но тут же осеклась, подавленная голосом здравого смысла: лейтенант Кайманов имел полное право распоряжаться своим временем и здоровьем, как ему заблагорассудится. Все. Нужно забыть былые штампы. Война закончилась, Альянс капитулировал, и гарнизон небольшого планетарного соединения теперь по любым раскладам уже не является действующей боевой единицей.

Последнее сообщение, принятое станцией гиперсферной частоты, пришло год назад.

Некоторое время они ждали развития событий, но на орбитах Ширана (такое название получила планета в период колонизации) так и не появились ударные силы Флота Свободных Колоний.

Шайгалов уже перестал гадать, что послужило причиной подобного забвения. Варианты напрашивались разные. Возможно, о месте их дислокации никто не знает. Война, длившаяся не одно десятилетие, охватила огромный участок космоса, в нее были втянуты сотни звездных систем, часть из которых колонизировалась непосредственно в ходе боевых действий. Если перед капитуляцией удалось уничтожить навигационные кристаллы штаба флота, то местоположение большинства резервных баз до сих пор остается тайной для победителей.

«Да, возможно, что это так, — думал Шайгалов, глядя, как сквозь ажурные заросли проволочника начинает пробиваться нестерпимое сияние восходящей звезды. А может, до нас попросту не дошла очередь».

Достоверно полковник понимал лишь одно: по сути, они приговорены провести остаток своей жизни на Ширане. В пользу данного утверждения говорил элементарный здравый смысл. Полковник, вступивший на кровавую стезю войны два десятилетия назад, вкусил ее «прелестей» сверх всякой меры и потому отчетливо понимал, даже после подписания пакта о полной и безоговорочной капитуляции Земли между бывшими противниками не может наступить примирение: по крайней мере не сейчас. Чтобы затянулись саднящие душевные раны, потребуется как минимум смена двух-трех поколений, ну а пока жива память очевидцев, суд будут вершить чувства, а не разум.