Сергей Лукьяненко - Пристань желтых кораблей. [сб.]

Кирилл слушал их, не перебивая. Потом кивнул:

— Так. А сейчас снимайте свои ремни, вяжите друг друга.

Университет был целой улицей соединенных переходами зданий. Здесь обучали и медицине и технике, в той мере, в какой это дозволялось, конечно. Построенные в самых разных стилях — и низкие, приземистые, похожие на казармы, и пышные, с башенками и колоннами, дома были облицованы темно-розовой мраморной плиткой, и это делало их похожими друг на друга.

Кирилл подходил к университету осторожно, прячась за углами, подолгу осматривая дорогу. Но все было спокойно. Слепо глядели задвинутые ставнями окна в домах, далеко-далеко дышало море;: словно удивленное нежданной тишиной. Даже нал баррикаде, перегородившей улицу между двумя роскошными особняками, не было признаков жизни. Лишь несколько полицейских, густо утыканных стрелами, лежали перед ней. Стараясь не глядеть на убитых, Кирилл перелез через баррикаду, довольно остроумно сооруженную из пустых винных бочек, трех-четырех бревен и содранных с ближайших лавок вывесок. Баррикада была пуста. Кирилл сделал несколько шагов и вышел из переулка на саму Университетскую улицу…

Вот теперь тишина вокруг стала понятной. Сплошным ковром брусчатку устилали убитые. Синие мундиры полиции, серая ткань студенческой формы, пестрые пятна плащей… Кирилл перевернул одного, другого… пощупал пульс… Мертвы… Все.

Все!

Перебили друг друга?

Кирилл представил себе, как на покрытой трупами улице закалывают друг друга последний полицейский и последний мятежник. Его затрясло от истерического хохота.

Все!

Специально рассчитали!

Он сжал зубы, приходя в себя. Ладно, вот лежит заколотый полицейский. Вот худощавый парень с размозженной о камни головой. А этот юноша? У него же ни царапины! А эти полицейские?

Из-под одного из убитых выглядывал однозарядный пистолет с длинным чеканным стволом абсолютно средневекового типа. Кирилл потянулся за ним. Потом заметил валяющийся рядом автомат. Поднял его, проверил обойму. Патроны еще были…

И, сам не понимая своих действий, вскинул дуло вверх. Глухо щелкнул о капсюль боек. Осечка? Он передернул затвор — в воздухе крутанулся длинный желтый патрон. Попытался выстрелить еще раз. Отбросил бесполезное оружие.

В каком-то тупом оцепенении Кирилл побрел вдоль улицы, старательно обходя убитых. Простые, бездумные движения приносили облегчение, хотелось так и идти, пока не остановят или пока не кончатся все силы… Но он остановился, когда с тротуара на него глянуло мертвое, полуприкрытое полой бархатного плаща лицо.

Граф Приозерья.

Кирилл долго смотрел на три короткие толстые стрелы, треугольником торчащие из груди юноши. Сглотнул, пробормотал:

— Тони…

У него не осталось сил ни удивляться, ни плакать. И тут он поднял взгляд и словно наткнулся на лежащего рядом парнишку в серой форме… Остались, оказывается, силы. Кирилл одним рывком подлетел к мальчишке, перевернул его.

Это был не Тони. Совсем другое лицо, побледневшее, с широко раскрытыми глазами… Опять никаких ран.

Кирилл поднялся, обвел взглядом те десятки, сотни убитых, что лежали вокруг. Тони все равно здесь. Потому что Дин должен быть именно тут. А Дин всегда дрался до конца.

Сколько ему нужно времени, чтобы осмотреть всех? Час? Два? А через сколько минут он сойдет с ума от ужаса, осознает, что все эти люди действительно мертвы? Он же не разведчик, не специалист по древней истории, не навидавшийся всякого прогрессор. Он не выдержит здесь один, в этом чудовищном, нереальном мире, в этой карикатурной копии Земли…

— Я знал, что ты придешь сюда.

Кирилл медленно повернулся на голос. Спросил:

— А почему же вы не добавляете “сын мой”?

Забрало шлема было опущено, но правая рука, повисшая на перевязи, выдавала начальника патруля с головой.

— Это формальности. Надоело.

В левой руке патрульный держал что-то вроде пистолета с конусовидным расширением на конце. Кирилл посмотрел на этот пистолет, потом спросил, почти утверждающе:

— Это вы их убили?

— Да.

Он говорил совершенно спокойно.

— И ты сейчас умрешь. Три раза тебе удавалось уйти от нас. Все. Хватит.

Рука Кирилла нашарила в кармане ребристый баллончик гранаты. Интересно, сможет ли он задержать дыхание на три минуты, пока улетучится газ?

— Почему вы так ненавидите меня? За что? Вы же не фанатик Круга, не невежественный дикарь?..

— Ты сам дикарь! — Голос патрульного вдруг взвился. — Чуть умнее других, но тоже дикарь!

Кирилл сдернул предохранитель и почувствовал, как шелестит, обтекая плотно сжатые пальцы, парал-газ.

— Из какого бы слоя ты ни пришел сюда, все равно тебе не дано понять! Время уже тысячу раз могло захлестнуться петлей, мир стоит на краю, а нас все меньше и меньше, даже некоторые начальники патрулей выбраны из непосвященных! — Патрульный говорил взахлеб, не стремясь что-то объяснить, а просто выговариваясь. — Ну, скажи, из какого ты времени? Из последнего века разрывов? А что за ним? Пустота? Или повтор, бесконечный круг? Ты не знаешь, а из-за таких, как ты…

Его лицо вдруг исказилось, закостенело с широко открытым ртом. Он пошатнулся. Но и в падении пальцы патрульного сжались на спусковой кнопке.

Кирилл почувствовал ветер. Именно ветер, ледяной, холодный удар куда-то вбок. Он успел еще сообразить, что патрульный стрелял не целясь, что основной заряд прошел мимо. А потом с размаху сел на колени. Ноги не хотели его держать.

Он посидел так с минуту, собираясь с силами, потом вдруг потемнело в глазах, в груди возникла жгучая боль, и Кирилл понял, что до сих пор сдерживает дыхание, дурея уже не столько от выстрела, сколько от удушья… Отчаянно, со всхлипом втянул в себя воздух, инстинктивно ожидая, что мышцы мгновенно откажутся повиноваться. Но, видимо, он выдержал время, газ уже рассеялся. Воздух с клекотом входил в легкие, стало чуть легче. Вот только левая половина тела окаменела… Он с трудом поднялся, медленно переставляя негнущиеся ноги, подошел к патрульному. Взял его оружие. Постоял, вспоминая, что говорил этот человек и вообще, кто он такой. Так и не вспомнив, побрел прочь.

Странно, откуда-то вдруг наплыл туман. Дома подернулись белесой дымкой, звуки стали тише. А потом вернулась слабость…

Слабость охватывала его огромной и мягкой рукой. На мгновение все тело становилось ватным и безвольным. Нет, ноги уже не подкашивались, просто Кирилл вдруг зависал в звенящей легкости, а мир вокруг замирал, как на фотоснимке. Это не было неприятно, наоборот, Кирилл ждал каждого такого момента с наслаждением, как отдыха. Действительно, слабость приходила вместе с легкостью, и то, что тело становилось ватным, совсем не пугало. А потом это проходило, и он снова шел вперед, по темнеющим улицам, мимо осторожно выглядывающих из окон людей, мимо темных пятен на камнях…