Карин Бойе - Каллокаин

— Ах, все это такие пустяки по сравнению с нашим делом!

Я навострил уши. Каррек тоже весь обратился в слух.

— С вашим делом? Но кто вы, собственно, такие?

Он покачал головой. На губах его блуждала бессмысленная улыбка.

— Не спрашивайте. У нас нет названия, нет никакой организации. Мы просто существуем, и все.

— Что значит “вы существуете”? Как вы можете говорить “мы”, если у вас нет ни названия, ни организации? Кто вы такие?

— Нас много. Не знаю, сколько всего. Некоторых я видел, но по именам почти никого не знаю. Да мне это и не нужно, и никому из наших не нужно. Мы просто знаем, что мы — это мы, и этого достаточно.

Кажется, действие каллокаина заканчивалось. Я вопросительно посмотрел на Риссена, потом на Каррека.

— Во что бы то ни стало пусть продолжает, — процедил сквозь зубы Каррек.

Риссен тоже кивнул. Я ввел еще одну дозу.

— Итак, имена тех, кого вы знаете?

Совершенно спокойно и без малейших колебаний он назвал пять имен и сказал, что больше не знает. Каррек велел Риссену записать их.

— И какой же переворот вы хотели совершить?

Он не ответил. Заерзал в кресле, потом весь напрягся, но ничего не сказал. Сперва я снова подумал, что в отдельных случаях каллокаин не действует, и меня прошиб холодный пот. Но тут мне пришло в голову, что я, возможно, неправильно поставил вопрос и испытуемый просто не в состоянии ответить на него. Может быть, надо спросить как-то иначе, проще… И я начал осторожно:

— У вас ведь есть какая-то цель или желание, не так ли?

— Да, да, конечно, есть.

— А чего именно вы хотите?

Снова молчание. Затем неуверенно и с усилием:

— Мы хотим быть… хотим стать… кем-то другими…

— Вот как? Кем же вы хотите быть?

Опять молчание. Глубокий вздох.

— Вы имеете в виду какие-либо должности?

— Нет, нет. Совсем не то.

— Вы не хотите быть подданными Мировой Империи?

— Нет, впрочем, пожалуй… нет, не совсем так.

Я был совсем сбит с толку. Но тут Каррек бесшумно подтянул к креслу свои длинные ноги, выпрямился и спросил резким тоном:

— Где вы встречались?

— Дома у одного… Я его не знаю.

— Где? И когда?

— В районе RQ две недели назад.

— Много вас было?

— Человек пятнадцать—двадцать.

— Ну тогда не так трудно все это проверить, — сказал Каррек, оборачиваясь к нам. — Вахтер ведь должен быть в курсе дела.

И он продолжил допрос:

— У вас были пропуска? Наверно, фальшивые?

— Нет, почему же? Мой, по крайней мере, был настоящий.

— Ага, отлично! А о чем вы говорили?

Но тут даже Каррек ничего не добился. Ответ был сбивчивый и невнятный.

Нам пришлось отпустить этого бестолкового типа, тем более что и действие второй дозы уже кончалось. Чувствовал он себя неважно, но не стал особенно жаловаться. Конечно, он был обеспокоен, но не проявлял никакого отчаяния. И по-моему, он испытывал не столько стыд, сколько удивление.

Когда он вышел, начальник полиции снова вытянулся во всю длину своего худого, гибкого тела, глубоко вздохнул, словно проветривая легкие, и сказал:

— Да, тут придется поработать. Он-то ничего не знает, но, может, его приятели знают больше. Мы будем проверять одного за другим, пока не доберемся до сути. А вдруг это настоящий заговор?

Он зажмурил глаза, и его жесткие черты разгладились, приобрели выражение покоя и довольства. Наверно, в ту минуту он подумал, что благодаря этой истории слава о нем разнесется по всей Империи. Впрочем может быть, я и ошибаюсь. Мы с Карреком были слишком разными людьми, чтобы я мог судить о его затаенных помыслах.

— А сейчас, — продолжал Каррек, испытующе поглядывая то на меня, то на Риссена, — сейчас я должен ненадолго уехать. Может быть, и вас скоро вызовут в другое место. На всякий случай будьте готовы. Вызов может прийти и домой, и на работу. Я вам советую собрать все необходимое и оставить в лаборатории, чтобы не пришлось потом из-за этого задерживаться. Вещей берите немного — если вы и уедете, то не больше чем на несколько дней. И все свое снаряжение тоже держите в порядке. Может быть, вам понадобится взять его с собой.

— А военная служба? — спросил Риссен.

— Ну если это дело у меня выйдет, то вам нечего беспокоиться, — ответил Каррек. — А не выйдет — так не выйдет, обещать я ничего не могу. Чем вы собираетесь заниматься в ближайшие дни?

— Ставить новые и новые эксперименты.

— По-моему, необходимо ухватиться за ту нить, которую дал этот последний тип. Жертвы-добровольцы вам теперь ни к чему. Я предлагаю вам постепенно размотать весь этот клубок. Будете слушать и записывать. Ну как, согласны?

Риссен задумался.

— В наших инструкциях такие случаи не предусмотрены, — сказал он наконец.

Начальник полиции язвительно рассмеялся.

— Ну, не будем бюрократами. Если вы получите предписание начальника лаборатории — как его там, Муили, кажется? — то, наверно, не станете так педантично придерживаться инструкций, а? Я сейчас иду прямо к Муили. Потом нужно будет сообщить все имена в управление полиции. Тут дело идет о безопасности Империи, а вы — инструкции!

Он вышел, и мы с Риссеном посмотрели друг на друга. Я был буквально переполнен восхищением и радостью победы. Такому человеку, как Каррек, можно было спокойно вверить свою судьбу. У него была железная воля, его не страшили никакие трудности. Но Риссен только смиренно вздохнул.

— Мы становимся просто-напросто еще одним бюро Департамента полиции. Прощай, наука.

Я невольно вздрогнул. Я любил свою научную работу и совсем не хотел ее лишаться Но я утешал себя тем, что Риссен вообще по натуре пессимист. Передо мной же в тот момент встала моя лестница, только куда она вела? Но это должно было выясниться в самом ближайшем будущем.

Час спустя мы получили предписание начальника лаборатории, где было сказано, что отныне наша работа переходит под контроль Департамента полиции. Там уже все были предупреждены, и нам оставалось только позвонить и сообщить имена тех, кого следовало арестовать. Их должны были доставить в течение суток.

Первым попал к нам юноша, лишь недавно покинувший Унгдомслэгер. Его отличало забавное сочетание неуверенности и заносчивости. То и дело он нападал на имперские порядки, к которым, видимо, не успел еще привыкнуть и приспособиться. Но его юношеская самонадеянность, проявившаяся под влиянием каллокаина во всей своей полноте, производила на нас, взрослых людей, скорее комическое впечатление. Он долго рассказывал о своих далеко идущих планах, но в то же время признался, что ему трудно ладить с окружающими, так как они, по его мнению, плохо к нему относятся.

После того как наш предыдущий испытуемый оказался таким тугодумом, я предложил давать всем остальным выговариваться до конца. Но этот юноша был уж слишком словоохотлив, и вряд ли те проблемы, о которых он говорил, могли быть интересны Карреку. Поэтому я решительно перебил его, спросив, знаком ли он с предыдущим испытуемым.