Роман Буревой - Врата войны

И вдруг в конце апреля Виктор заявил, что через два дня уходит за врата. Прошел курсы и инструктаж. Все готово. Одежда, бумаги. Доверенность. И завещание.

— Завещание? — переспросила Алена. — Значит, ты серьезно?

День выдался по-летнему теплый, даже жаркий. После заморозков и снегопадов в апреле установилась теплая, какая-то благостная погода. Ветряк, от которого питался автономный генератор, крутился бесшумно, выписывал в синем небе замысловатые фигуры. Издали казалось, что огромный цветок распускается, а потом закрывает лепестки.

Из глубины сада тянуло прохладой. Даже на солнцепеке порой Алена зябко поводила плечами. Но ни за что не хотела надеть поверх сарафана кофточку или накинуть косынку. Плечи у нее были чудо как хороши. Идеальные, можно сказать, плечи. Божественные. Впрочем, в двадцать все женщины немного богини. Прежде всего потому, что ждут безоговорочного поклонения.

Дом был большой, деревянный, с двумя верандами. На веранде хорошо в такие дни: теплынь, весенний ветерок веет в открытые окна, а у входа на круглой клумбе — бело-желтое буйство нарциссов. И посреди гигантской пирамидой — одинокий розовый гиацинт. Алена по сложенным друг за другом плоским камням подходила к нему каждое утро — вдохнуть аромат. Она любила живые цветы. Живые — это те, которые росли и благоухали, а не увядали в вазе.

Алена была младше Виктора на пятнадцать лет. Девчонка. Но, несмотря на разницу в возрасте, у них было много общего. Порой они удивляли друг друга сходством вкусов. Как и Алена, Виктор любил деревянные дома. Старые, из бревен или брусьев, проконопаченные настоящей паклей. Они на годы и годы сохраняли запах смолы, дух леса. Виктор с детства считал, что такие дома — живые. Главное — подружиться с домовым. В том, что домовые существуют, Виктор не сомневался и Алену убеждал. Она смеялась, не верила. Два года назад Виктор за огромную сумму купил старый особняк писателя Хомушкина. О таком литераторе ныне никто уже и не знает. Даже Алена, читавшая много и совершенно бессистемно, не могла вспомнить эту фамилию. Сам Виктор тоже о бывшем хозяине своего обиталища ничего не слышал. Теперь жил в его доме и вечерами читал его книги. Попадались весьма любопытные. Дом был большой. С участком. Со старым садом и ухоженным газоном. Рядом с домом — просторный гараж и маленькая личная мастерская. Летом замечательно. Зимой немного уныло. Виктор любил мастерить. Одно неудобство: дом построил известный архитектор, новый хозяин не мог ничего перестраивать. Все должно было оставаться так, как во времена этого Хомушкина. Виктор был суеверен... в том смысле, что полагал: почти каждое событие является особым знаком, надо только уметь этот знак расшифровать. То, что Виктор незадолго до знакомства с Аленой купил особняк, больше подходящий для большой семьи, чем для холостяка, несомненно, было важным знаком.

— Я не стрелком на ту сторону иду, — напомнил Виктор. — Меня Гремучка направляет. Просит рассказать о летней экспедиции. Ты же знаешь — новости без «диких» новостей никого больше не интересуют.

— Тебя аккредитуют при штабе? — В голосе Алены звучала надежда.

— Нет, я зарегистрировался в чине лейтенанта. Буду при батальоне.

— Ага! Лезешь в самое пекло!

Алена, как всегда, говорила запальчиво, дерзко. Она вообще заводилась с пол-оборота. Ничто не могли оставить ее равнодушной. В такие минуты Виктор обожал на нее смотреть: на ее щеках вспыхивал румянец, большие серо-голубые глаза так и сияли.

— Неужели слово какого-то Гремучки для тебя закон? Наплюй на него! Уйди из его портала. Посмотрим, как он без тебя попляшет.

Виктор тоже любил так рассуждать в двадцать лет. С тех пор он поумнел. Правда, совсем немного.

— Не волнуйся, дорогая, он тут же найдет другого. Пусть хуже. Но это мало кто заметит.

— Вся слава достанется ему. А тебе только шишки.

— Конечно.

— Так зачем...

— Не знаю. Не хмурься, дорогая. Тебе не идут эти насупленные брови.

Алена закусила губу. Этот его насмешливый тон, эта бесконечная ирония иногда выводили ее из себя. Виктор давно бы мог иметь свой портал. Мог бы, но не имел.

«Зачем мне свой портал? — отвечал вопросом на вопрос Ланьер. — Я хорошо сплю ночами. Хочешь, чтобы меня, как Гремучку, мучила бессонница?»

Она не понимала его — какая банальность! В нем переплелись черты несовместимые: полное отсутствие честолюбия сочеталось с постоянным желанием рисковать. Душевная апатия — с энтузиазмом. Если человек рискует, разве он не должен быть честолюбив? Так считала Алена. Характер Виктора противоречил этому убеждению. «Противоречить — моя профессия, — приговаривал Ланьер. — Даже для тебя, лапочка, не могу сделать исключения». Она злилась, пыталась что-то возразить. Но все равно он безумно ей нравился. И с этим безумием ничего нельзя было поделать. Ланьер очаровывал, гипнотизировал, но не становился при этом ближе. Казалось порой, начни она его хоть чуть-чуть понимать, очарование тут же рассеется, и она начнет относиться к Виктору, как к прочим молодым людям: дерзить, насмешничать и втайне презирать. Он обладал многими талантами, был прекрасным программером и дизайнером, обустраивал свою программу так же легко, как другие обставляют комнату. Мог починить ступеньку крыльца или домовой компьютер с одинаковой легкостью. Одним словом, идеал (или почти идеал). Все виртуальные знаменитости, что мелькали год из года на популярных порталах, и в подметки не годились Виктору, считала Алена. Она плакала из-за его неуспехов, а он только пожимал плечами, говорил, что ему проще быть незаметным. Она была уверена, что только какие-то дурацкие обстоятельства помешали ему стать реном, одним из столпов этого мира. Таким, как Даниил Петрович...

«Быть знаменитым некрасиво», — цитировал Виктор с улыбкой.

Если бы у него была цель в жизни! Высокая цель... мечтала Алена. И выпалила однажды любимому в лицо: «Виктор Ланьер, вы предназначены для великой миссии». Он хохотал до слез. Она обиделась. Все кончилось ссорой и разлукой на две недели. Нет, меньше. На десять дней. Виктор не выдержал, позвонил первым.

Нельзя сказать, чтобы Виктору не нравилось восхищение Алены. Ему льстило, порой забавляло даже её восторженное почитание. Но он (и по собственному опыту тоже) знал, что в мире не так мало женщин, которые ищут будущих гениев, великих ренов, чтобы всегда быть подле, возносить и помогать — гениалить. Но что бывает, когда такая дама обнаружит, что ее избранник ничем не замечателен? Наверное, самое страшное — постоянно слышать восторги по поводу твоих талантов и сознавать, что ты — обычный средний человек, обыватель.

Если честно... (перед собой, Алене он еще не говорил ни слова) Виктор даже задумывался иногда: не расстаться ли им? Куда проще с женщиной, которая не станет требовать от любовника или мужа невозможного. Алена, быть может, найдет истинного гения. Или, что более вероятно, истинное ничтожество, и будет холить его, боготворить и продвигать... Виктору было больно даже мысленно произносить это слово — расстаться. Но хотелось быть честным — с собой и с нею. Не обманывать ни в чем. Даже невольно. Нет, самому не сделать этот шаг. Все должна решить судьба. Так, чтобы не было колебаний или-или, а было только одно-единственное решение, которое уже невозможно изменить.