Лоис Буджолд - Гаражная распродажа

То было Великое Голубиное Нашествие — именно оно достало Кригера окончательно. Говоря по совести, это не было наихудшим из всех столкновений с его соседкой Миссис Арбор, — о которой он отзывался, чтобы не быть грубым, как о «той женщине, что вылизывает подъезд к своему дому» — оно просто было последним.

Гарольд Кригер самому себе всегда представлялся человеком мягким, нетребовательным, с которым легко поладить; «живи сам и дай другим» — таков был его девиз, как по форме, так и по содержанию. Он скорее позволил бы вырвать себе язык, чем сказал бы соседу, скажем, до какой высоты ему подстригать свою живую изгородь, каким инструментом при этом пользоваться, как его держать и как часто ее равнять. Не говоря уж о положении, в котором стоять, выполняя вышеупомянутую работу по хозяйству.

Миссис Арбор, к несчастью, подобного такта не имела. Так начинались их взаимоотношения. Он свирепо улыбнулся и, стиснув зубы, устоял перед внезапным желанием завершить работу со своим секатором, резанув по ее серым, стального цвета волосам, завитым строгими волнами и откинутым назад с ее нахмуренного лба. Он бы не стал совать свой нос, реши она скрести алюминиевую обшивку своего дома дважды в год до тех пор, пока на эмали не появятся следы износа. Или реши она каждый год скоблить и красить наличники вокруг окон и дверей, одновременно с заменой асфальтового покрытия подъезда. Она была горькой вдовицей в опустевшем гнезде, у которой, очевидно, слишком много денег и которой не достает настоящей работы, чтобы себя занять.

А Кригер должен был бросать жребий, на что потратить сбережения — покраску своей облезающей (не алюминиевой) обшивки или покупку качелей для детей. Сейчас счастливые дети качались на качелях, и им не было никакого дела до сыпавшегося иногда снега в виде чешуек отскочившей краски, когда летний ветерок был порывистым и дул в подходящем направлении. Однако, миссис Арбор это волновало. Вернее, она категорически потребовала, чтобы он вымел свои отвратительные чешуйки с ее подъезда. Маленькие зеленые точки на девственно черной поверхности, должно быть, глубоко оскорбляли ее чувство эстетики. Других причин для претензий, насколько он мог судить, быть не могло; у нее не было машины. Но происшествие с котом было самым ужасным. Она регулярно, горько и гнусаво жаловалась на Маффи.

— От кошачьих какашек, — фыркнула она, — бывают глисты и болезни. Если вы не можете держать это грязное животное подальше от моего двора или не в состоянии содержать его в чистоте, я вызову инспектора из службы животного контроля!

— Да ну, бросьте, — ответил Кригер. — Никто не моет кошек. Люди не могут подцепить кошачьих глистов и, кроме того, кошачьи какашки — хорошее удобрение для ваших роз.

Но животный контроль она вызвала. К счастью, когда пришел инспектор, кот был наверху и мирно спал, развалившись на его кровати. Офицер вежливо, долго и терпеливо выслушивал разглагольствования миссис Арбор через ее запертую входную дверь. Кригер, словно Маффи, пригибался, подсматривая сквозь шторы, которые со стороны дома Арбор теперь всегда были задернуты. Но, очевидно, ни от кого не требовалось мытье кошек, потому как офицер вновь ушел так и не приблизившись к дверям Кригера. Кригер, только что решивший не отвечать на стук, притворяясь, что его нет дома, успокоился. Каким-то образом, настал его черед менять мешок в мусорном баке, хотя он почти всегда мог переждать свою жену на предмет того, чья очередь мыть окна. Но он твердо решил гнуть свою линию в ответ на просьбу миссис Арбор (да какой там — на требование!) прибыть в ее сад для уборки кошачьих фекалий.

— Маффи — не единственный чертов кот в чертовой округе, — неоспоримо заметил он.

Ее ответ был холоден, а его ответ был груб. Она повесила трубку, и он понадеялся, что это был последний разговор о кошачьих какашках.

Прямо наследующий день, когда он сидел и созерцал свой газон, размышляя: отдать деньги на ремонт газонокосилки (эти деньги уплывут прямо из той суммы, что он отложил на небольшой уик-энд с поездкой на рыбалку) или еще подождать, а потом взять напрокат сенной пресс-подборщик, миссис Арбор появилась из-за угла его дома. Она была осторожна в том, чтобы реально не ставить ног на его запущенные владения. За загривок, отставив от себя, словно зачумленный предмет одежды, она держала Маффи.

— Он делал это! — закричала она на него. Дальнейшие ее слова потонули в гораздо более громком реве и визге. Сегодня городская служба подрезала деревья на их улице, превращая ветви в измельчителе в древесную стружку. Шуму от него было, как от сотни банши с несварением желудка, от которого у Кригера обычно сводило зубы. Однако теперь он улыбнулся, приставил к уху ладонь, и помотал головой. Она продолжала открывать рот, излагая свои жалобы. Измельчитель остановился.

— … грязное, — говорила она. — На этот раз вы не сможете отрицать. Я поймала его прямо на месте преступления. Отвратительные пахучие выделения.

— На вашем месте, я бы не стал держать этого кота, — сказал Кригер, — у него, к тому же, блохи.

Ноздри у нее раскрылись, она вдохнула и раздулась от возмущения. С ревом машина заработала снова. Шумовой поток унес ее слова. Внезапно она перешагнула через край тротуара, и бросила вырывающиеся животное мимо рабочего в пасть измельчителя. Если кот и кричал, то его голос потонул в скрежете машины.

— Бог ты мой! — закричал рабочий. — Выключи ее, Билл!

— Что? — крикнул в ответ Билл.

Кригер стоял с открытым ртом, настолько пораженный, что даже не мог протестовать. Все равно, уже слишком поздно. Миссис Арбор глянула на него через плечо со злобным триумфом и быстро убежала в свой дом, захлопнув дверь. Во внезапной тишине, когда машина остановилась, он даже услышал щелчки от двух ее дверных задвижек, вставших на свои места.

Когда дети пришли домой из школы, он сказал лишь: «Маффи погиб сегодня на улице».

Сам он лично не сильно огорчился из-за кота; тот страдал хроническим ринитом и, бывало, регулярно будил его в четыре часа утра, чихая своими соплями прямо ему в левое ухо. Так что он не написал «Хлороксом» посреди ее газона «психованная сука», хотя был очень к тому близок.

Кригер, когда подспудно ощущал, что должен вести себя по-христиански, мог понять ее точку зрения на кота. Это было его животное, и его, как он полагал, можно было счесть ответственным за конечный кошачий продукт. Но голуби! Голуби принадлежат Господу Богу. Или городу. Или воздуху свободному. Уж конечно не ему, как ни крути. Они кружили, падали и взмывали в верхних слоях атмосферы, и поселились у него в ивах. Не в ивах миссис Арбор, конечно — у нее напротив деревьев была сетка. Его совершено не беспокоило и их мягкое воркование и крики, что доносились в окно спальни на втором этаже теплым летним вечером. Они проживали свою маленькую голубиную жизнь, и он совершенно не возражал против того, чтобы разделить с ними кусочек пространства, тем более что сам он никогда на ивы не забирался. Но, разумеется, где есть жизнь, там и дерьмо.