Сэмюель Дилэни - Пересечение Эйнштейна

— Он хотел ее вернуть. Я знаю, он хотел ее вернуть. Но если он упустил случай обладать ею, то он не смог возвратить ее. Поэтому я думаю, что он солгал. О своем походе в великий рок и великий ролл.

— Вся жизнь — это ритм, — произнесла она, когда я сел. — Смерть разрушение ритма, синкопа перед возобновлением жизни, — она прикоснулась к моему мачете. — Сыграй что-нибудь. Найди музыку!

Я приложил рукоятку мачете ко рту, перекатился на спину и заиграл.

Музыка рождалась с помощью моего языка, вылизывающего мачете, и дыхания, врывающегося в нож. Звук появлялся где-то в моей груди, и сначала тихий, он становился все громче и громче. Я закрыл глаза, чувствуя и ощущая каждую ноту. Они вырывались из меня в ритме дыхания. Пальцы рук и ног все крепче сжимали мачете, вот-вот — и их сведет судорогой, сердце учащенно билось, готовое в танце выпрыгнуть из груди. Звуки молитвенного гимна затрепетали.

— Чудик, когда ты был мальчиком, ты обычно отбивал ритм ногой по камню, создавал танец, барабанил. Стучи, Чудик!

Я ускорил мелодию, подражая барабанному бою, и поднял звуки на октаву выше, насколько позволяла длина рукояти.

— Стучи, Чудик!

Я потряс ногой и стал стучать ею по камню.

— Стучи!

Я открыл глаза. Музыка смеялась.

Удар за ударом. Трель за трелью, и Ла Страшная тоже смеялась, склонившись надо мной. Пот, выступивший у меня на затылке, стекал по спине. Я отбивал ритм пятками и пальцами, устремив лезвие мачете к солнцу.

Пот выступил уже на ушах и струился по шее.

— Бей, мой Ло Ринго! Играй мой Ло Орфей! — кричала Ла Страшная. — Ох, Чудик. — Она хлопала и хлопала в ладоши.

Потом, когда музыка утихла, и единственным звуком осталось мое дыхание, шелест листьев и журчание ручейка, она кивнула с улыбкой:

— Теперь тебе можно погрустить.

Моя грудь блестела от пота, живот поднялся и стал ровным, пыль на ногах превратилась в бурую липкую грязь.

— Ты теперь почти готов к тому, что должен сделать. А сейчас иди охотиться, пасти овец... и побольше играй. Скоро за тобой придет Ле Навозник.

Все для меня остановилось. Дыхание и сердце тоже.

— Ле Навозник?

— Иди, тебе надо развеяться перед путешествием.

Испуганный, я затряс головой, повернулся и бросился от пещеры. Ле...

...Навозник!

Через час я спрятался возле клетки. Но ни во дворе, ни поблизости Ле Навозника не было видно. Белокожий урод (я вспомнил, что его извергла из своего чрева мать Увальня, после чего умерла), ползал возле энергетической изгороди, пуская слюни. Он, вероятно, скоро умрет. Потом я заметил по-идиотски смеющегося Грига. Он был Ла Григом, пока ему не исполнилось шестнадцать лет. Но что-то — никто не знал генетика это или нет — сломалось у парня в голове, и с его губ полился смех; он стал смеяться безостановочно. Его лишили звания Ло и поместили в клетку. Ле Навозник, вероятно, находился в здании: раздавал пищу, лечил, если это было нужно и убивал, если лечение не помогало. Много горя и ужасов хранится здесь, и тяжело осознавать, что они тоже люди. Они не были рождены с высоким званием, но все же они — люди. Даже Ло Ястреб понимал, как тяжело работать в клетке.

— Вы не знаете, что делали с ними, когда я был мальчиком, молодым Ло. Несколько из них умудрились сбежать из клетки, и вы не видели, как они тащились из джунглей. Вы не читали жестоких параграфов указа об общей норме, от которых кровь стыла в жилах. Многим людям, которых мы сейчас называем Ла и Ло, пятьдесят лет назад не разрешили бы жить. Будьте довольны, что вы — дети более цивилизованного времени.

Да, они были людьми. Но я давно задаюсь вопросом и удивляюсь, что заставляет заботиться о них Ле Навозника?

Я возвратился в деревню.

Ло Ястреб разглядывал свой арбалет, подняв его над головой. Возле его ног лежала куча стрел.

— Как поживаешь, Ло Чудик?

Я поднял стрелу ногой и повертел ее.

— Уже поймал быка?

— Нет.

Я хорошо владел мачете. Был у меня и особый удар — моя гордость.

— Пойдем, — сказал я.

— Сначала присядь и отдохни.

Пока я отдыхал, он закончил натягивать тетиву арбалета, принес второй для меня, и мы спустились к реке.

Вода в реке была желтой от ила. Течение было сильным; над водой, словно волосы, свисали папоротники и длинные стебли травы. Мы прошли по берегу около двух миль.

— Что убило Челку? — спросил я наконец.

Ло Ястреб присел на корточки и стал разглядывать бревно, на котором виднелись следы от рогов.

— Ты был там. Ты видел. Только у Ла Страшной есть какие-то догадки.

Мы отошли от реки. Кусты ежевики царапали краги Ло Ястреба. Мне обувь была не нужна: кожа у меня крепкая, ее не сравнить например с кожей Увальня или Маленького Джона.

— Я ничего не видел, — сказал я. — Что предполагает Ла Страшная?

С дерева сорвался большой белый ястреб и полетел прочь. Челке обувь тоже была не нужна.

— Что-то убило Челку, потому что она была неработоспособной.

— Челка была работоспособной! Была!

— Тише, тише, мальчик.

— Она пасла стадо, — заговорил я, немного успокоившись. — Она умела ухаживать за животными и понимала их. Опасности миновали ее, а все прекрасное стремилось к ней.

— Глупости, — сказал Ло Ястреб, перешагивая через грязную лужу.

— Она без помощи жестов и слов перегоняла животных, куда хотела или куда нужно было мне.

— Этого вздора ты наслушался от Ла Страшной.

— Нет. Я сам видел. Она могла передвигать животных, как гальку.

Ло Ястреб начал говорить что-то еще, но вдруг запнулся, как будто только услышал, что я сказал.

— Какую гальку?

— Гальку, которую она подняла и швырнула.

— Какую гальку, Чудик?

И тут я рассказал ему ту историю.

— ...И она использовала это свойство, — закончил я. — Она охраняла стадо, она охраняла его даже без меня.

— Только сама не смогла уберечься, — сказал Ло Ястреб и зашагал дальше.

Мы пошли молча, только шепот листьев нарушал тишину. Я размышлял.

Вдруг:

— Аааааааа... — три разных голоса.

Листья взметнулись, и троица братьев Блой стремглав понеслась к нам.

Один из них бросился на меня, и я схватил в охапку этого бьющегося в истерике, рыжеволосого десятилетнего мальчишку.

— Э-эй, ты уже здесь, — сказал я спокойно.

— Ло Ястреб, Чудик! Там...

— Успокойся, ты уже прибежал, — прибавил я, пытаясь уклониться от его локтя.

— ...там! Он топчет все и бьет копытами по камням... — Это где-то под боком завопил другой из братьев.