Джон Де Ченси - Космический дальнобойщик

Она рассказала мне все. Примерно три года назад она была выпускницей университета в Циолковскиграде, она вступила в движение диссидентов, сперва она занималась этим не особенно серьезно, потом глубоко прониклась их задачами. Она обнаружила, что движение было организовано гораздо сильнее, чем она считала. Но, как и большинство революционных движений, оно было ограничено небольшими кадрами активистов, в этом случае обычным набором довольно богемной публики, которой много вокруг университетов: всякие художники-неудачники, исключенные студенты, странные типы и всякое такое. Вместе с ними были и подлинно идеалисты, молодые студенты и серьезно преданные делу люди. Из этого интеллектуального центра движение расходилось, как спицы колеса, по колониям, где включало в себя людей самых различных образов жизни, самых своеобразных представлений. В политическом отношении это движение было весьма пестрым, куча разных идеологий, от свиномордых и консервативных правых до бородатых и швыряющих бомбы левых. Они включали в себя все оттенки политических учений, которые можно было найти между этими двумя крайностями, даже религиозные группы. (Уилкс частично был прав, подозревая телеологистов, хотя Дарла была почти уверена, что у них нет никакого формального соединения с движением). Потом, на одном из приемов, которые устраивал ее отец, Дарла встретила Петровски, который немедленно ею заинтересовался. Интерес, однако, не был взаимным. Как бы там ни было, диссиденты решили, что будет просто замечательно, если у них будет возможность иметь пару собственных ушей в постели с милицейским офицером разведки высокого ранга. Дарлу спросили, не пожертвует ли она собой. Она была готова на все. Не прошло много времени с момента подписания брачного контракта, как к Дарле пришли начальники ее мужа и попросили ее стать осведомителем – попросили, собственно говоря, доносить как раз на тех друзей, которых подозревали в том, что они попали под влияние движения. Почему-то, возможно, из-за того, что отец Дарлы был такой видной фигурой, им не пришло в голову, что сама Дарла может оказаться диссиденткой. Почему бы ей восставать – против собственного отца и ее класса? (То, что бюрократия была социальным, общественным классом, не вызывало сомнений, хотя говорить об этом таким образом было бы политической ересью). И разве она не вышла замуж за члена правительства?

– Иными словами, ты стала чем-то вроде двойного агента?

– Правильно, – подтвердила она. – Именно на это и надеялось движение. Теперь мы оказались в таком положении, что могли давать дезинформацию властям.

– Порядок, – сказал я. – Теперь, как я понял, карта Космострады – это реальность, как и мое путешествие во времени обратно. Ладно. Когда я вернулся обратно? И кому я отдал карту?

– Примерно восемь месяцев назад ты ворвался в кабинет члена Ассамблеи Марсии Миллер и положил карту ей на письменный стол. Мне кажется, твои точные слова были: «счастливого дня рождения, лапочка».

– Я так сказал? И это все?

– Нет, иначе она просто приняла бы тебя за помешанного. А эта штука осталась бы на ее столе только в качестве пресс-папье. Ты упомянул мое имя. И то, что ты знал про меня, насчет моего двойного агентства, и что ты знал все «насчет движения диссидентов», – и ты сказал ей, какой ценности был тот объект, который ты положил ей на стол.

– Погоди минуту. Ее кабинет был без подслушивающих устройств?

– В то время да, по крайней мере, мне так сказали. А поскольку власти не схватили ее и карту немедленно, вероятно, так оно и было.

– Ладно. У меня есть еще вопросы относительно карты, но сперва дай мне прояснить кое-что еще. Каким образом тебе дали задание меня найти? И кто тебе велел это сделать?

– Сеть движения. Примерно в то же самое время, когда ты появился на сцене, мое положение по отношению к властям стало невыносимым. Мы узнали, что проникновение властей в нашу организацию было очень глубоким, факт, который даже я не была в состоянии открыть, но ты должен помнить, что моя главная задача состояла в том, чтобы распространять у властей самые ложные сведения о движении. Когда моя деза стала выделяться на фоне правильных сведений, как дерево на болоте, я была скомпрометирована. Я должна была уйти в подполье.

Она слабо улыбнулась и покачала головой.

– Неправильно. Нет подполья как такового. Я просто ударилась в бега по Космостраде, как делает каждый, кто не хочет, чтобы его схватили.

Она осторожно провела руками по траве.

– Это было тогда, когда Григорию дали это задание.

– И когда твой отец стал персона нон грата?

– Нет. Эти его проблемы старше.

Я обдумывал все это, потом сказал:

– Есть один большой вопрос. Когда ты в первый раз села в мой тяжеловоз, почему ты вела себя так, словно мы уже встречались раньше?

– Я не притворялась. Первый раз был тогда, когда ты отдал карту Миллер, примерно через два месяца после этого. Мы за тобой следили. Почему-то это оказалось очень легко, и, с тех пор, как мы познакомились, я не могу отделаться от впечатления, что тебе хотелось, чтобы за тобой следили.

– Куда я отправился?

– С планеты на планету, без особого специального маршрута.

– Я был один?

– Да. Только ты и Сэм.

– А ты пыталась выведать у меня насчет карты и всего такого, но ничего у тебя не получилось?

– Вот именно. Я бросила это занятие и удрала от тебя, тогда мы в основном прекратили наблюдение. К тому времени наши технологи смогли разобраться с тем предметом, который ты нам передал. Тогда им стало ясно, что это продукт неизвестной технологии.

– Но они не были уверены, что это карта?

Она кивнула.

– Они-то как раз были уверены. Но природа закодированных там данных настолько сложна, что практически невозможно их расшифровать. К тому времени оказалось, что почти все во вселенной знают про тебя и карту ну буквально все. Потом нам донесли, что тебя видели в Гидранском лабиринте. Тебя проследили оттуда до Бернарда, где ты взял груз, тот, который сейчас везешь. Мы обнаружили, что ты собирался доставить его в Ураниборг. На пути ты подхватил меня во второй раз. То есть в первый.

Парадокс оказался реальностью.

– А как Уилкс впутался во все это?

Она опустила глаза.

– Через меня. Я рассказала моему отцу про карту. – Она виновато поглядела на меня. – Власти стягивали петлю все туже. Недавно были целые волны арестов. Про это ничего не говорили в новостях, только слабые намеки. Эту карту, как горячую картошку, передавали из рук в руки, нигде она долго не задерживалась, иногда все делалось за считанные минуты до стука в дверь. Казалось, что карта в конце концов окажется в руках властей. Именно тогда я ему сказала. Он собирался взять меня с собой – сюда. – Одинокая слеза скатилась по щеке. – Я пыталась спасти его... я пыталась спасти движение... и то и другое... я... – она упала на траву и стала горько плакать.