Дэвид Вебер - Любой ценой

Четверо из посетителей преподобного отвели глаза, не имея силы – или желания – встретить его горячий, вопрошающий взор. Мюллер, встретив его, только сильнее побагровел, на скулах у него вспухли желваки. Да ещё Джаспер Тейлор, землевладелец Кансеко, выглядел таким же упрямо разгневанным, как Мюллер.

– Очень хорошо, милорды, – наконец произнес Салливан. В голосе его звучало нечто гораздо более похожее на презрение, чем привыкли слышать в свой адрес эти люди. – Ваша… озабоченность принята во внимание. Я, однако, хочу довести до вашего сведения, что ни Церковь, ни Меч не сомневаются в правомочности наследования этим ребенком титулов и владений землевладельца Харрингтон.

– Это, безусловно, ваше право и привилегия, ваша милость, – проскрежетал Мюллер. – Тем не менее, как установлено и светскими, и церковными законами, у человека есть право и обязанность бороться за то, чего, по его мнению, требует от него Испытание Господнее, что бы ни говорили Ризница и Меч.

– Воистину, – согласился Салливан, – и я ни на мгновение не предполагал отказать вам в этом праве, милорд. Но прежде чем вы встанете против Бога и людей, возможно вам стоит убедится в правильности своей позиции. Говоря конкретнее: этот ребенок не будет незаконнорожденным.

– Прошу прощения? – Мюллер подскочил в кресле, да и остальные землевладельцы выглядели столь же сбитыми с толку.

– Я сказал, что ребенок этот не будет незаконнорожденным, – холодно повторил Салливан. – Уверен, что это должно удовлетворить даже вас, милорд.

– Вы – слуга Господа на Грейсоне, ваша милость, – парировал Мюллер, – но не сам Бог. Ни в законах Церкви, ни в светских законах не говорится, что преподобный – да хоть бы и вся Ризница – может сделать ложное истинным просто объявив об этом.

– Воистину, не может, – со льдом в голосе произнёс Салливан. – Тем не менее этот ребенок не будет незаконнорожденным. Вы не получите возможности, которой столь очевидно желаете для использования ребенка леди Харрингтон против неё самой. Святая Церковь не позволит. Я не позволю.

Он снова улыбнулся.

– Надеюсь, я выразился достаточно ясно, милорд?

– Мне очень неприятно вас беспокоить, мэм, однако я полагаю, что вы должны на это взглянуть.

Контр-адмирал Дженнифер Белльфойль, старший офицер Флота Республики в звёздной системе Шантильи обернулась к двери столового салона с сердитым видом, несмотря на все усилия сдержать себя.

– Что такое, Леонардо? – Она пыталась не выстреливать слова короткими злыми порциями, но это было выше её сил.

– Адмирал, мистер Белльфойль, прошу прощения за то, что прерываю ваш обед, но я полагаю, что дело срочное.

Коммандер Эриксон, операционист Белльфойль, протянул адмиралу планшет. Белльфойль сумела – почти – не вырвать его у него из рук и впилась в дисплей взглядом. Затем, внезапно, её сердитое выражение превратилось в нечто совершенно иное.

– Это подтверждено? – жёстко спросила она, поднимая на Эриксона глаза.

– Да, мэм. Я заставил Внешний Дозор перепроверить дважды, прежде чем побеспокоить вас. – Он смущённо улыбнулся. – Адмирал, я знаю, с каким нетерпением вы и ваша семья ожидали этой встречи. Мне действительно не хотелось тревожить вас этим вечером.

– Мне бы тоже этого не хотелось, – чуть улыбнувшись, ответила Белльфойль. – По множеству причин. – Она ещё раз взглянула в планшет и положила его на стол. – Иван уже видел это сообщение?

– Да, мэм. И я также отправил копию в офис губернатора Себастьян.

– Благодарю вас. – На этот раз улыбка Белльфойль была теплее, хотя всё еще казалась вымученной и немного натянутой. – Я не думаю, что мы можем что-то сделать прямо сейчас. Если они допустят ошибку и мы их чётко засечём, я бы с удовольствием их прихлопнула. Тем не менее, я не собираюсь затаив дыхание выжидать этого и не хочу выдавать им то, что мы можем не выдавать. Так что передайте Ивану, чтобы он ввёл в действие план «Дым и Зеркала». Я хочу, чтобы все наши силы перешли в состояние немедленной готовности, однако никто не двигался, и чтобы платформы «Зеркальной Коробки» немедленно прекратили активность. Ещё я хочу, чтобы все наши малозаметные корабли, кроме эсминцев, вошли в режим маскировки и поддерживали его до тех пор, пока я не отдам другой приказ.

– Есть, мэм. Что-нибудь ещё?

– Не прямо сейчас, Леонардо. Спасибо.

Коммандер Эриксон улыбнулся, ещё раз кивнул головой адмиралу и её семье, и вышел.

– Дженнифер?

Командующий силами обороны системы Шантильи подняла взгляд. Она поняла, что погрузилась в то, что её мать имела обыкновение называть «глубоким раздумьем», но звук собственного имени резко вырвал её из этого состояния. Муж глядел на неё в терпеливом ожидании, несмотря на беспокойство, таившееся в глубине его карих глаз.

– Сожалею, Расс, – тихо произнесла она. – Знаю, что вы с детьми только что прибыли и я на самом деле с нетерпением ждала вашего приезда. Однако, похоже, манти не получили предупреждения о вашем визите.

Губы Рассела Белльфойля чуть дрогнули при её жалкой попытке пошутить, но их дети, Диана и Мэтью, даже не пытались скрыть беспокойство.

– Ты можешь рассказать нам об этом? – спросил Рассел. Его тон свидетельствовал, что он понял бы, если бы она не смогла и Дженнифер улыбнулась ему намного теплее, чем раньше, задаваясь в то же самое время вопросом, сколько других супругов смогли бы, находясь на его месте, искренне задать такой вопрос.

Рассел Белльфойль тридцать стандартных лет провёл в безнадёжной борьбе с «демократизированной» образовательной системой Законодателей. К счастью, он и его жена родились и выросли в системе Суарес, которая вошла в состав Народной Республики всего лишь за тридцать шесть лет до начала первой войны с Мантикорой. Так что, по крайней мере, ему не пришлось иметь дело с укоренившейся, всепроникающей бюрократией, как в местах подобных Новому Парижу. Местная бюрократия была достаточно слаба, чтобы он избежал неприятностей, на самом деле обучая чему-то своих учеников. И хотя он – как и его жена – ненавидел и презирал Народную Республику Роба Пьера и госбезопасность, но наконец-то он увидел, как идея о том, что школы должны учить, снова пускает корни.

Попутно он нашёл время и терпение жениться на офицере, находящемся на действительной службе, несмотря на всё неурядицы, привносимые военной карьерой в личную жизнь… и очень реальный риск, нависающий над спутником жизни офицера, так как госбезопасность Оскара Сен-Жюста, проводя в жизнь свою омерзительную политику «коллективной ответственности», расстреливала семьи целиком. Однако, не взирая ни на что, он сумел вырастить двух детей-подростков. Мать навещала их только изредка, но он сделал свое дело чертовски хорошо.