Дэвид Вебер - Испытание адом

Правда, некоторые – например, он сам или Гарриет Бенсон – пробыли на Аиде так долго, что уже порядком подзабыли, как выглядит их униформа. Справиться на этот счет было негде, ибо государства, в вооруженных силах которых они служили, перестали существовать, пав жертвой алчной экспансии Народной Республики.

Впрочем, Хонор была уверена в том, что мелкие несоответствия никого не смутят. Люди радовались самой возможности надеть военную форму, воспринимая это как очередной этап возвращения к прежней жизни и явное свидетельство того, что свобода близка.

Так вот, Хонор Харрингтон, по настоянию МакКеона, облачилась не в черный мундир коммодора Королевского флота Мантикоры, а в синюю грейсонскую униформу с пятью шестиконечными звездами – соответственно рангу в ГКФ. Это зрелище заставило вытаращить глаза даже Рамиреса, хотя у людей Хонор было достаточно времени, чтобы просветить бывших узников «Геенны» по части званий титулов и чинов, присвоенных ей на разных планетах. Рамирес, надо сказать, моментально совладал с удивлением и одобрительно кивнул. МакКеон был совершенно прав: на тюремной планете могло оказаться несколько высших офицеров флотов Альянса, но едва ли здесь обнаружился бы еще один полный адмирал.

Несмотря на то что адмиральские погоны Хонор носила заслуженно и на законном основании, ей было неловко щеголять высоким чином... но лишь до встречи со Стайлзом. После пяти минут беседы с ним она пришла к выводу, что, захватив в плен Гарри Стайлза, хевы оказали Альянсу, Мантикоре и Королевскому флоту неоценимую услугу. Правда, оставалось загадкой, почему его не оставили в обычном, находящемся в ведении Народного флота лагере для военнопленных; скорее всего, сказалось стремление БГБ прибирать к рукам все ценные трофеи. В конце концов, при всех личных недостатках, Стайлз являлся не только самым высокопоставленным мантикорским военнослужащим, угодившим к ним в плен, но и единственным флаг-офицером, которого они сумели захватить за первые шесть с половиной лет войны. Он попал в руки противника восемь стандартных лет назад, когда Народный флот, проводя разведку боем, наголову разбил его эскадру, пикетировавшую систему Ялты. Стайлза накрыли с холодными импеллерами – что красноречиво характеризовало его профессиональную компетентность. Правда, ему самому эта история виделась иначе: он объявил себя невинной жертвой коварных хевов, нанесших удар по системе без объявления войны. Последнее, конечно, соответствовало истине, однако офицеру столь высокого ранга следовало знать, что режим Законодателей завоевал немало звездных систем, ни разу не удосужившись официально объявить войну своим будущим жертвам. Похоже, ни поражение, ни плен так ничему его и не научили: он оставался тщеславным, самодовольным глупцом, интересовавшимся лишь собственным мнением.

– Я достаточно терпела ваше неповиновение, адмирал Стайлз, – сдерживая гнев, продолжала чеканить слова Хонор. – Хватит. Этой системой командую я, не вы! Отныне вы будете помнить об этом каждую минуту и не только со мной, но и с каждым, кто добровольно поступил под мое командование, вы будете вести себя вежливо, как и надлежит офицеру Короны. В противном случае, клянусь богом, я отправлю вас догнивать обратно в джунгли! Вы меня поняли, адмирал Стайлз?

Он бросил на нее злобный взгляд и коротко кивнул.

– Я не слышу вас, адмирал!

– Так точно, – прохрипел он, побагровев, и наконец выдавил из себя: – Мэм.

– Хорошо, – сказала она чуть менее холодным тоном. Ясно было, что контр-адмирал все еще не собирается уступать по-настоящему. Он попал в плен слишком давно, до битвы при Ханкоке и ее нашумевшей дуэли с Павлом Юнгом. Конечно, люди, прибывшие на Аид позже, могли (а некоторые, по сведениям Хонор, и пытались) просветить его насчет того, с кем он имеет дело, но Стайлз воспринимал все по-своему. Грейсонский флот виделся ему опереточной армией, чем-то вроде сил местной самообороны, а Хонор – захолустным коммодором с нелепыми и неоправданными претензиями. Не представляя себе масштаба таких событий, как битвы у Ельцина или Ханкока, он считал ее притязания на адмиральский чин попросту лживыми. Она, конечно же, все выдумала, только чтобы сохранить за собой командование, которое по праву старшинства должно было перейти к нему. Ну, а ее соратники стали соучастниками обмана. Поначалу Хонор пыталась относиться к нему с сочувствием, полагая, что его не совсем адекватное ситуации поселение объясняется долгим пребыванием в плену, однако вскоре поняла: это не так. Он был слишком самовлюбленным, самонадеянным, упрямым и недалеким, чтобы такая мелочи, как восемь лет заключения, могла оказать на него какое-либо воздействие.

– Итак, адмирал, – продолжила она гораздо спокойнее. – Хотите верьте, хотите нет, но я серьезно обдумала все ваши возражения. Некоторые из них не лишены оснований, и вы безусловно, вправе впоследствии обратиться с соответствующим рапортом к высшему командованию. Однако в настоящее время я являюсь старшим по званию из находящихся на планете офицеров союзных флотов. Согласно и мантикорскому, и грейсонскому Военным кодексам, мне не только дано право, но и предписывается пресечение преступной деятельности и наказание преступников в зоне моей ответственности. Я отношусь к этому абсолютно серьезно, злоупотреблять властью ни в коем случае не собираюсь – однако создание военных трибуналов для рассмотрения преступлений персонала Госбезопасности полностью согласуется с законами и будет осуществлено в пределах моей компетентности.

– При всем моем почтении, адмирал, – нарушил молчание Стайлз, – это решение представляется мне плохо продуманным и крайне опасным.

Тон его был далек от почтительного, но Хонор решила – пока он следит хотя бы за выбором выражений – не обращать на это внимания.

– Я не питаю любви к Госбезопасности. Бог свидетель, я пробыл в плену дольше и претерпел больше, чем вы...

Взгляд Хонор стал ледяным, и Стайлз осекся. Взгляд его упал на омертвевшую половину лица, перебежал на пустой левый рукав, и контр-адмирал шумно закашлялся.

– Хм... не в этом суть. Суть, адмирал Харрингтон, в том, что вы затеваете эти так называемые суды, чтобы от имени Мантикорского альянса расстрелять персонал базы в отместку за дурное обращение с узниками. Месть – она и есть месть, совершается она под видом «трибунала» или в какой-то иной форме. Такое мероприятие неизбежно возымеет негативный пропагандистский эффект, не говоря уже о его юридической сомнительности! Я считаю, что вы, вне зависимости от вашего звания, превышаете свои полномочия, ибо право применять нормы нашего Военного кодекса к иностранным гражданам, пусть их поведение и заслуживает осуждения, более чем спорно!