Дэвид Вебер - Флагман в изгнании

Хонор рассмеялась и расправила плечи. Сегодня она была одета в штатское платье, потому что выступала как землевладелец, а не как адмирал, – и была этому только рада. Ей и самой не хотелось «умерщвлять плоть» – если подумать, такое описание прекрасно подходило к униформе грейсонского флота. Кроме того, важно было подчеркнуть, что она не прячется за флотский ранг… да и традиционалистов злить не стоит, появившись в Зале Землевладельцев в брюках.

– Ладно, господа. В дорогу, – скомандовала она.

Лафолле подал Кэндлессу знак открыть люк.

Транспорт повернул на юг, приближаясь к побережью континента Гошен. Эдвард Мартин, отставной гвардеец Бёрдетта, попытался справиться с чувством холода в животе.

Страх этот вполне естественный, говорил он себе, потому что настало время встретить главное в жизни испытание – и вернуть себя Создателю. Он спокойно принимал это, но никакая вера не могла полностью подавить физический страх – это было правильно, и стыдиться не стоило. Бог дал человеку страх, чтобы предупреждать его об опасности, и пока человек не позволяет страху помешать делать Божье дело, большего Бог и не просит – и готов с радостью принять раба Своего в Свои объятия.

Он взглянул на спутника, сидевшего рядом. Остин Тейлор был на девятнадцать лет моложе, и скрыть смятение ему не под силу. Но Остин уже доказал свою веру – он был одним из тех, кто обеспечил падение купола блудницы в Мюллере.

Мартин дослужился до сержанта в гвардии Бёрдетта, а потом ушел в отставку из-за сломанной ноги, которая так и не срослась как следует. Это не позволило ему работать под прикрытием в «Небесных куполах». Брат Маршан объяснил, почему нельзя допустить связь между исполнителями, которых могли поймать, и землевладельцем, и Мартин этому даже обрадовался. Он готов был отдать жизнь за веру, но благодарил Господа, что тот избавил его от ужасного испытания, выпавшего Остину и его товарищам. Можно собраться с духом и убить людей, служивших подручными Сатаны, но дети, маленькие дети…

Мартин прикусил губу и сморгнул злые слезы. Этого пожелал Бог. Это Он выбрал момент обвала, зная, как Он знал все на свете, что там будут дети, и забрал к Себе их невинные души, смягчив Своим милосердным прикосновением боль и агонию их последних мгновений. Невинные, они избежали более тяжелой задачи, которой Бог потребовал от Эдварда Мартина: лишить жизни погрязшего в грехе человека и пожертвовать своей.

Он взглянул на рукав и поморщился. Он всегда гордился формой Бёрдетта, но сегодня пришлось надеть другую, и сам ее вид был ему ненавистен. Мартин знал, почему ее надо было надеть, но зеленая форма гвардии блудницы позорила его, символизируя все зло, принесенное Дьяволом на Грейсон.

Он раздул ноздри, с презрением думая о так называемых священниках, которые, словно шлюхи, дали соблазнить себя и свернули с пути Господнего, но потом покачал головой, немедленно устыдившись резкости своих суждений. Он знал, что большинство Старейшин были хорошими Божьими людьми. Однажды он видел преподобного Хэнкса, когда тот справлял службу в соборе Бёрдетта, и понял, почему преподобного так любят. Глубина его личной веры притянула Мартина как магнит, и на мгновение – всего одно мгновение, но оно было реальным – вера преподобного соединилась с его собственной, сделав его веру еще ярче и прекраснее. Но тогда оба они еще не знали, какую ловушку поставит перед преподобным Сатана, подумал он мрачно. Больше всего Эдварда Мартина разгневала сатанинская хитрость, которая привела Джулиуса Хэнкса, честного и богобоязненного человека, к такому заблуждению. Как же он не увидел, что это дьявол призывает жен и дочерей повернуться против мужей и отцов, отвергнуть веру, с которой Грейсон, Божья планета, выстрадал почти тысячу лет? Чем же околдовала его чужеземная блудница, если он не обратил внимания даже на смертный грех прелюбодеяния вне священных уз брака, грех, в котором она публично призналась, и даже хвасталась им, когда другой священник призвал ее покаяться в грехах? Неужели она закрыла глаза преподобного на то, какой пример покажет другим женщинам? На какие смертельно опасные для их душ грехи может их искусить?

Мартин знал, что некоторые мужчины плохо обращаются со своими женами и дочерьми, но это потому, что человек несовершенен. Другие люди и Церковь должны следить за этим и наказывать провинившихся – точно так же, как наказали бы тех, кто мучает слабых. Мартин даже готов был признать, что кое-какие хорошие идеи у Протектора Бенджамина попадались. Возможно, и правда пора ослабить устаревшие законы давнего и более сурового времени, позволить женщинам заняться приличными профессиями, даже голосовать. Но принуждать их нести ношу, не предназначенную для них Господом, например служить в армии? Эдвард Мартин знал военную жизнь, жил ею восемнадцать гордых и тяжких лет; ни одна женщина не могла так жить и оставаться тем, чем Бог назначил ей быть. Да посмотреть хоть на саму Харрингтон – лучший пример того, как армия женщину огрубляет и губит.

Нет, сказал он сам себе, преподобного Хэнкса обманули, хитростью заставив одобрить перемены, на которых настаивал Протектор Бенджамин. Восхищение преподобного мужеством Харрингтон – а в ее храбрости нельзя сомневаться, признал Мартин, – ослепило его и не дало разглядеть ее грехи и то, какому разврату она учит Грейсон. Но даже лучшие люди совершали ошибки, и Господь никогда их за это не винил, если они признавали ошибки и снова возвращались к Нему. В этом заключалась цель самопожертвования, которое Мартин собирался осуществить сегодня. Он всем сердцем молился о том, чтобы преподобный Хэнкс и другие Старейшины снова вернулись к Господу, когда гниение, отравляющее их души, будет уничтожено.

На каждом флоте, когда адмирал покидает корабль, ощущают необходимость устроить этакую торжественную суматоху, чтобы подчеркнуть важность высокопоставленной персоны. А если адмирал оказывается еще и знатной особой… тогда проводы приобретают все черты гротеска.

Хонор учла это в расписании и сейчас старалась сохранять серьезный вид, проводя инспекцию, которой ожидал от нее почетный караул, а потом прощаясь с капитаном Ю. Торжественность была такая, будто она покидала корабль навсегда, а не. на шесть часов, но она знала, что жаловаться не стоит.

Духовые возвестили ее официальное отбытие, и она спустилась в стыковочную трубу. Правда, она убедила их направить звук в другую сторону, хотя трубач, похоже, обиделся на ее мягкую просьбу. Хонор улыбнулась, поскольку сейчас никто не видел ее лица, и поплыла по переходной трубе; за ней следовал гвардеец на необычно большом расстоянии – поскольку ее дурацкое платье в отсутствие гравитации безобразничало.