Дэвид Герролд - Ярость мщения

В «Ад» вы проигрывали сразу. Игра начиналась с вашей смерти и появления в аду. Надо было найти дорогу обратно, но ее покрывали дьявольские западни.

«Мозговой штурм» разыгрывался внутри человеческого мозга. Надо было найти комнату с тайнами. С помощью ключа вы могли вызывать из подсознания чудовищ. Это была игра, полная старых шуток и ошеломляющих сюрпризов. Как правило, отец придумывал серьезные игры, но эту он написал для откровенной потехи. Если вы ошибались, программа делала вам лоботомию, и тогда все участки логического мышления отключались. Программа ничего не подсказывала, решения вы должны были принимать сами, Дрожа, я сел перед терминалом.

Мне больше никто никогда ничем не поможет при принятии решений.

Даже отец – он мертв.

Как говорил Джейсон? Ах да. Помощь унижает личность, лишает ее возможности роста. Ты должен управлять собой сам.

Я был по-настоящему одинок.

Наедине с вопросом, который оставил мне Джейсон: в чем заключается цель моей жизни?

В убийстве червей.

Но что, если они больше не представляют угрозы?

И только мы упорно продолжаем видеть в них врагов.

Но ты ошибаешься, Джейсон. Они – реальная угроза. Они жрут людей. Ты сам говорил об этом, Джейсон. Мы – хорошая пища для них.

А мне чертовски не хотелось быть жратвой.

В биологии существует только один закон. Фундаментальный закон. Выжить!

Если ты не выживаешь, то больше ничего не можешь делать.

Будь ты проклят, Джейсон Деландро, – что ты сделал со мной?

Как мне теперь распрограммировать себя от сумасшествия?

Я забрался обратно в спальный мешок. И онанировал до потери сознания. Проснувшись, я поел и поплакал без всякой причины.

Я оставался в разрушенном доме, ожидая конца. Ждал Сайта-Клауса. Или трупного окоченения…

Я устал от ожидания.

Появилась мысль о самоубийстве.

Нет. Не раньше, чем я продырявлю пулей мозги Джейсона Деландро.

Вот цель моей жизни.

Нет.

Не знаю.

Его смерть ничего не значила.

Хторране все равно отберут у нас планету.

Эти мохнатые жирные розовые колбасы были мне поперек горла.

Вот она – рифма, которая мне нужна.

Не очень-то складно, но для начала сойдет.

Я так и не подыскал рифму для «Джейсона». Меня кое-что останавливало. Если я найду рифму, то освобожусь. Он уйдет из моей головы. Хорошо бы вытряхнуть его на бумагу, потом порвать ее на мелкие кусочки, сжечь их, а пепел собрать в банку, банку поместить в свинцовую оболочку, залить сверху бетоном и утопить на дне океана, где подводный вулкан поглотит ее, а если и этого не хватит, пусть в эту проклятую планету врежется комета, чтобы и следа не осталось от этого грязного сукиного сына…

Комета – гетто.

Нет, не подарок.

Ладно. Но что рифмовать с «Джейсоном»? Джейсон – с кейсом? Что ж, не исключено.

Чушь, конечно, но мне нравилось. И в рифму, и мерзость порядочная. Хорошо бы пойти в церковь и громко прочесть это с амвона.

… С интерфейсом? Нет, плохо и не всем понятно.

Ну а если Джейс?

Рейс. Гнейс. Цейс.

Нет, только не средняя строфа. И не Джейс. Должен быть Джейсон.

Залейся?

Нет.

Это глодало мой мозг. Я слышал тысячу тихих голосов, ползавших вокруг в поисках ответов, но я должен справиться сам, чтобы освободиться.

Видите, как легко?

Наверное, потому что я не знал никакого Джина.

Я знал Джейсона.

Вот именно.

Джейсон оставил меня незавершенным.

Нет. Я сам остался незавершенным с Джейсоном.

Незавершенным – в том смысле, что оставалось невысказанное. Надо вылить это, чтобы получить завершенность. А я носил это в себе повсюду, и оно могло вырваться при виде первого встречного, похожего на Джейсона.

Кстати, что я собирался сказать Джейсону? Будь ты проклят?

Для разминки подходит.

Нет, я знал, что хочу сказать.

«Мне не нравится, когда меня обманывают, грабят, манипулируют мною и лгут».

Но Джейсон посмотрит на это иначе – просто решит, что я его предал. Он не будет видеть это моими глазами. Не будет чувствовать то, что испытываю я.

Так что вполне достаточно: «Будь ты проклят».

Суну гада хторру в пасть, Чтоб порадоваться всласть.

Только он будет рад этому. Сочтет за великую честь. Интересно, что при этом почувствуют черви.

… Подавится червь его плотью мерзейшей.

От этой мысли я улыбнулся.

Потом расхохотался.

Во весь голос, от души.

Вот будет смеху, если все, что Джейсон наплел о червях, чушь собачья.

Что, если он ошибался? Что, если червям наплевать? Что, если он для них еще один кусок жратвы – только полезной жратвы, которая удерживает другую жратву, чтобы та не разбежалась?

Ха-ха.

О Боже.

Не знаю, откуда что бралось; стоило мне начать, и, уже не мог остановиться. Впрочем, какая разница откуда. Я мог сочинять лимерики, хохотать над ними и испытывать при этом удовлетворение. Как приятно чувствовав себя способным делать вещи, которые вообще не имеет никакого смысла.

И пусть остальной мир катится в тартарары!

Я решился. Никогда ни для кого не буду жратвой.

Я принимал продолжительные мыслительные ванны.

Думал о Лиз и онанировал.

Оставив телевизор, бормочущий о челночных запусках и перспективах лунной экологии, я отвернулся от всех приборов, оставшись наедине с музыкой, словами, видениями и запахами. Я переходил из одного брошенного дома в другой, шаря по полкам в поисках компакт-дисков, записей, книги игр.

Меня не отпускала злоба.

Меня мучил страх.

Я плакал.

Я кричал. Я очень много кричал.

Спал, ел и дрожал и спустя некоторое время перестал часто плакать и сильно злиться, а в один прекрасный день даже поймал себя на том, что смеюсь над чем-то сказанным по телевизору. Там ляпнули несуразность, глупость – это было смешно, и я умилился себе.