Дэвид Герролд - День проклятья

Дело было в Дьюке.

Я нес ответственность за случившееся.

Будь оно трижды проклято!

Снова Шорти, только страшнее. Я сжег Шорти, но его атаковал червь. Шорти повезло – он умер мгновенно. У Дьюка это займет годы…

Если я демобилизуюсь, то, по-видимому, смогу сразу же приступить к работе у Флетчер. Допуск у меня уже есть.

Желание сделать это немедленно оказалось настолько сильным, что я схватил телефон.

Но не позвонил. Наверное, можно уйти из армии – мой срок истек год назад, – но как уйти от боли?

В этом и состояла безвыходность положения.

Я свернул к Санта-Крузу, но в мыслях остался на том же месте. В тупике.

Предстоящая встреча с матерью не волновала меня. Я примерно представлял, во что она выльется.

Ее квартира и офис размещались в частной застройке (читай: крепости) под названием Фэнтези-Вэлли-Тауэрс, расползшейся скоплением шаров, куполов и шпилей и напоминающей декорации к голливудским сказкам. Этот архитектурный стиль назывался «апокалипсическое барокко». Наружные стены окружали лабиринт арок, террас, балконов. До эпидемий жилье здесь стоило, наверное, чертовски дорого. Но теперь все выглядело неухоженным и даже слегка запущенным.

Парадные двери в доме матери были в два моих роста и казались хрустальными, но всю картину портила куча невыметенных листьев перед входом.

Мать открыла с громким, возбужденным смехом. Ее платье являло собой невероятный коктейль ярких шелков и перьев, прямо-таки фонтан розового и алого. На шее – ожерелье из серебряного с бирюзой цветка тык-вы-навахо в середине и дюжиной обсыпанных драгоценными камнями тыквочек вокруг. Явно тяжелое, как и кольца на пальцах.

– Наконец-то ко мне пришел мой маленький! – воскликнула она и подставила щеку для поцелуя. В руке у нее был стакан. – Прости, что не навестила тебя в больнице, но нас туда не пускали.

– Все правильно. Да и вряд ли я составил бы хорошую компанию.

Она схватила меня и потащила на террасу, громко выкрикивая:

– Алан! Алан! Джим приехал! Джим, ты ведь помнишь Алана?

– Того, что увлекался серфингом?

– Да нет, глупенький. Того звали Бобби. – Бобби был всего на два года старше меня; когда я видел его в последний раз, он еще не решил, кем будет, когда вырастет. – А это Алан Уайз. Я же рассказывала тебе.

– Нет, ты рассказывала об Алане Плескоу.

– Разве?

– Да. Не думаю, что я знаком с этим Аланом.

– О, тогда…

Этот Алан оказался высоким блондином с седеющими висками. Когда он улыбался, от глаз разбегались лучики морщин. Рукопожатие его было чуть сердечнее, чем надо, а грудь находилась в состоянии неуклонного сползания к животу.

На террасе был еще один человек, коротенький и смуглый, смахивающий на японца.

Очки с толстыми стеклами и темно-серый деловой костюм делали его похожим на адвоката. Алан представил его как Сибуми Та-кахару. Мистер Такахара вежливо поклонился. Я поклонился в ответ.

Алан потрепал меня по плечу и сказал:

– Ну, сынок, небось хорошо вернуться домой и отведать добрую мамочкину стряпню, а?

– Что?.. Да, сэр, конечно.

Только это был не мой дом, а мать вряд ли готовила со времен крушения «Гинденбурга».

– Что будем пить? – спросил Алан. Он уже стоял у бара и накладывал лед в стаканы. – Нита, хочешь повторить?

– Вы умеете готовить «Сильвию Плат»?

– Что?

– Да так, не обращайте внимания. Все равно у вас, наверное, не найдется нужных ингредиентов.

Мать с удивлением посмотрела на меня:

– Что это за «Сильвия», Джим? Я пожал плечами:

– Не важно, я пошутил.

– Нет, расскажи, – продолжала настаивать мать. Ей ответил Такахара:

– Этот коктейль состоит из слоя ртути, слоя оливкового масла и слоя мятного ликера. Пьют только верхний слой.

Я пристально посмотрел на него; его глазки поблескивали.

Мать нахмурилась.

– Не поняла юмора. Алан, а ты?

– Боюсь, для меня он тоже слишком тонок, милая. Как насчет «Красной смерти»?

– Нет, благодарю. За последний месяц я нахлебался ее по горло. Пиво, если не возражаете. – – Какие могут быть возражения? – Алан исчез за стойкой бара, оттуда донеслось бормотание: – Пиво, пиво… Где же пиво? Ага, вот оно! – Он выпрямился с тонкой зеленой бутылкой в руках. – Из личных запасов. Исключительно для вас!

Он церемонно открыл бутылку и стал наливать пиво в стакан.

– По стенке, пожалуйста, – попросил я. – А?

– Пиво наливают по стенке стакана, а не льют на середину.

– Теперь все равно поздно. Простите. – Он вручил мне стакан с пеной и полупустую бутылку. – В следующий раз буду знать, ладно?

– Да, конечно, – ответил я и подумал, что следующего раза не будет.

– Наверное, я просто не привык наливать, – сказал Алан, усаживаясь. Он посмотрел на мою мать и похлопал по кушетке. Она подошла и села, пожалуй, слишком близко. – Я чересчур избалован. – Он улыбнулся и обнял мать за плечи.

– Алан, Джим сражается с этими ужасными хаторранами.

– Неужели? – Он, похоже, заинтресовался. – Вы в самом деле видели их?

– Прежде всего, они называются «хторранами». Звук «ха» глухой. Как в имени Виктор, если опустить первые две буквы.

– О, я ведь никогда не смотрю новости. – Мать, как бы извиняясь, взмахнула рукой. – Я только читала о них в утренних газетах.

– А что касается вашего вопроса. – Я повернулся к симпатяге Алану и холодно бросил: – Да, я видел несколько штук.

– Правда? – удивился он. – Они существуют?

Я кивнул, отпил пива и вытер рот тыльной стороной ладони. Я не мог решить, оставаться ли в рамках приличий или резать правду. У матери было выражение «потанцуй для бабушки», на лице Алана Уайза застыла широкая пластиковая улыбка, но мистер Такахара внимательно смотрел на меня. Правда одержала верх.

Я окинул взглядом Алана Уайза и спросил:

– Где вы жили, если не знаете, что происходит? Он пожал плечами.

– Здесь, в старых добрых Соединенных Штатах Америки. А где были вы?

– В Колорадо, Вайоминге, Северной Калифорнии.

– Вы шутите! Как их там?.. Торране уже в Калифорнии?

– Самое обширное заражение, какое я видел, находится на северном берегу Клеар-Лейк.

– Но… Черт меня возьми. – Он посмотрел на мать и слегка сжал ее плечи. – – Я этого не знал. Давай как-нибудь в воскресенье прокатимся туда и полюбуемся ими.

Как ты считаешь, Нита?

Неужели он всерьез? Я поставил стакан и тихо сказал:

– Там запретная зона. Но даже если бы ее не было, я не думаю, что такая прогулка закончится хорошо.

– Ну-ну, рассказывайте. – Он отмахнулся от меня так же легко, как если бы я рассказал о розовом небе. Здесь, далеко на юге у побережья, оно не было розовым. – Я думаю, вы слегка преувеличиваете. Это просто образчик армейского мышления, благодаря которому нас втянули в пакистанский конфликт двадцать лет назад. Вы, разумеется, не помните – были тогда крохой…