Дэвид Герролд - День проклятья

Он развернул кресло к окну и положил ноги на низкий шкафчик картотеки. Стакан он прижал ко лбу, словно у него болела голова и лед приносил облегчение.

– Знаешь, – начал Дьюк, – а ты ведь действительно произвел на меня сегодня впечатление.

– Э… спасибо. А что я сделал?

– Эми Беррел.

– О, – произнес я и добавил: – Да. Интересно, как он разовьет эту фразочку?

– Ты вел себя правильно. – Он отнял стакан ото лба и посмотрел на меня.

Я пожал плечами:

– Ну раз ты так считаешь…

– Да, считаю. У тебя не было выбора. Ты давно знаешь, что она – слабое звено в команде. Это было видно хотя бы по тому, как ты планировал операции. И сегодня ты поступил так, как должен был поступить.

– Но меня до сих пор мучает совесть, что я ударил ее.

– Не сделай ты этого сегодня, в следующий раз было бы еще хуже. Или это пришлось бы сделать кому-нибудь другому. Можешь ты врезать Хосе Морено?

– Конечно нет.

– Правильно, скорее всего, это никогда и не понадобится, – заметил Дьюк.

– Надеюсь. – Я помотал головой. – Но ее лицо так и стоит перед глазами.

– Тебя потрясли ее слезы? Чепуха! Она пытается разжалобить, но с вояками такие фокусы не проходят.

– Да нет, я о том, как поднял ее на ноги и пихнул к гнезду. Если бы она держала вместо камеры оружие, я бы сейчас с тобой не беседовал.

– Именно поэтому у нее и была камера. Винтовку ей доверить нельзя. – Он задумчиво отпил из стакана и добавил: – Вот что я скажу тебе, Джим.

Взаимовыручка – она как воздушный шар. Здесь не столь важно, хороша ли резина – если есть дыра, воздух все равно выйдет.

– Да… Верно. – Но я все еще не понимал, куда он клонит.

– Взаимовыручка подразумевает герметичность – никаких утечек и дырок.

Стопроцентная гарантия.

– Значит, ты считаешь…

– Ты поступил правильно. Заткнул дырку. Всем это послужит хорошим уроком. Ты показал, что на задании альтернативы нет. В следующий раз команда окажется намного сплоченней; ты и сам почувствуешь разницу.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я. – Но, если честно, я сделал это машинально. Просто мне осточертело ее нытье.

Дьюк поднял свой стакан.

– Абсолютно точно. И ты отреагировал соответствующим образом. Поздравляю. Твое здоровье. – И он выпил.

Я вспомнил об этом, подумав, как бы поздравил меня Дьюк, если бы я дал пинка генералу. Дело в том…

Ну хоть помечтать об этом я могу или нет? Широко шагая, я спустился к сцене и сказал;

– Привет.

Флетчер устало улыбнулась:

– Привет,

Я сразу взял быка за рога:

– У меня вопрос.

– Ответом, скорее всего, будет «не знаю». Какой вопрос?

– Демонстрация очень впечатляющая, несмотря на выходку генерала, как его там?..

– Пул.

– Так это генерал Пул? Вот уж не знал, что у нас так мало генералов.

– Что вы хотели спросить, Джеймс?

– Я вспомнил, что раньше вы говорили о мехе гастро-под, будто это вовсе не шерсть.

– Да, организмы с условным названием «иглы» служат им нервными окончаниями.

– В этом и заключается вопрос: когда два червя находятся в состоянии общения, могут ли они вступать в прямой нервный контакт?

Флетчер кивнула:

– Они так и делают.

– Но тогда… Не может ли это быть вашим механизмом коммуникации? Что, если они передают импульсы непосредственно от одного к другому?

У Флетчер удивленно выгнулась бровь.

– Вы так думаете?

– Вам не нравится эта идея?

– Между прочим, – заметила она, – идея мне очень нравится. Она могла бы объяснить массу непонятных вещей.

– Но?.. – подсказал я,

– Но, – продолжила Флетчер, – это было первой гипотезой, которую мы проверили, когда посадили Счастливчика и Крошку вместе. И от нее первой мы вынуждены отказаться. Нашлось слишком много аргументов против.

– Правда?

– Да, правда. – Она взглянула на часы. – Хорошо, я вам изложу их вкратце.

Большинство хторранских симбионтов – рецепторы того или иного типа. Мы идентифицировали по меньшей мере семнадцать четко различающихся типов игл, осуществляющих только им присущую функцию. Каждый из этих типов, в свою очередь, подразделяется на подтипы по цвету, длине и специализации внутри функции. На сегодня известно более пятисот разных подтипов нервных волокон. Не исключено, что их функции могут в значительной мере перекрываться, но у нас не хватает людей, чтобы проверить это.

Большинство нервных волокон червей действует как специализированные рецепторы того или иного типа: термочувствительные, обонятельные, вкусовые, тактильные и даже свето – и цветочувствительные. А некоторые из симбионтов действуют еще и как «нервные иголки». Подобно миниатюрным передатчикам, они способны возбуждать любой нерв, которого касаются. Именно поэтому черви колючи, если их гладить. В общем, вы правы – все это выглядит превосходным механизмом для обмена информацией. Можете поздравить себя с удачей. Ну а теперь плохие новости: этот механизм не может работать. Даю минуту, чтобы вы сами догадались: почему?

Я немного подумал.

– Проблема с контактами?

– Не совсем. Черви контактируют без всяких проблем и по меньшей мере пятой частью поверхности тел. Но вы на правильном пути: проблема – в образовании информационной сети.

– Не понял.

– Когда вы подключаете один компьютер к другому, сколько шнуров вы соединяете?

– Как сколько? Один… О! Теперь дошло: в стандартном кабеле тысяча двадцать четыре отдельных световода.

– Правильно. А теперь представьте, что вы должны вручную подсоединить каждый проводок, причем, заметьте, не зная, какой куда. Какова вероятность, что вы подсоедините их в нужном порядке?

– Ничтожная и даже хуже, – согласился я. – На миллиарды неправильных вариантов только один верный.

– Не то что вашей жизни – жизни Вселенной не хватит на это, – сказала Флетчер.

– А теперь вообразите, сколько нервных волокон контактирует у червей во время общения, и у вас возникнут сомнения в возможности нервного контакта. Не верьте мне на слово, – добавила она. – Оцените вероятность на ближайшем терминале.

– Да нет, все правильно. Но, может, у червей есть что-нибудь вроде внутреннего декодера?

– Мы тоже подумали об этом. Двое ребят из «Мински фаундейшн» пришли к выводу: такое возможно, только если червь состоит из одного мозга. Однако до сих пор мы таких особей не встречали. Вы когда-нибудь видели фотоизотомографические изображения?

– Нам их показывали, но разобраться у меня не было возможности.

Фотоизотомография представляла собой трехмерную карту организма. Создать ее нетрудно. Вы делаете тонкие срезы червя на замораживающем микротоме и фотографируете их один за другим. Потом загружаете изображения в компьютер, который выдает на экран трехмерную картинку. Просматривается любая часть тела червя изнутри или снаружи под любым углом. С помощью джойстика можно путешествовать по телу червя, прослеживая путь кровеносных сосудов, нервов и других структур. Пока большая часть из того, что мы видели, относилась именно к «другим структурам». Многие органы червей не выполняли никакой явной физиологической функции. Что это? Рудименты вроде нашего аппендикса? Или они находились на биологической консервации в ожидании, когда придет их час?