Петр Бобев - Опалы Нефертити

— Как лишаи, — показал, что он понял, Крум. — Симбиоз грибов и водорослей.

— Не только лишаи. Никто не может сказать, какое начало более распространено в природе: борьба или взаимопомощь. Бесспорна связь деревьев с живущими на их корнях микоризными грибками, бобовых растений с клубеньковыми бактериями, гигантской мидии тридакны с живущими в ней водорослями. И еще нечто, более интересное. Есть одна морская улитка, которая питается растениями. Другие животные переваривают хлоропласты. А у нее они переходят в ткани и продолжают фотосинтезировать...

Таковы специалисты, и не только профессора, молодые тоже. Стоит им заговорить на любимую тему, обо всем на свете забывают. Так и Мария, погрузившись в размышления, забыла об окружающих и заговорила сама с собой:

— Под угрозой находится хлорофилл, самое удивительное вещество на земле, как называл его Дарвин; фокус, в котором, по словам Тимирязева, солнечный луч становится источником всей жизни. А он незаменим. Нет ничего другого, что могло бы аккумулировать солнечную энергию в организмах. Для разложения двуокиси углерода в лаборатории необходима температура в три тысячи градусов, а хлорофилл делает это при температуре в границах существования жизни. Из шести молекул двуокиси углерода и шести молекул воды он подобно волшебнику создает сладкую глюкозу. Шесть тысяч молекул глюкозы образуют крахмал — самые экономичные солнечные консервы, прочно связанные солнечные лучи. А кислород, окисляя, разрывает эту гигантскую молекулу, он словно развязывает путы и высвобождает плененную солнечную энергию.

Тут она спохватилась.

— Я увлеклась. Мне хотелось сказать только одно: неизвестный страшный враг, вирус — материя на границе между минералом и существом — протягивает когти, чтобы уничтожить хлорофилл. Не все растение, а только хлоропласты, так же, как бактерии. Что это: новый вирус или бактериофаг, более древний нежели зеленое растение; враг, который уничтожил хлоропласты еще тогда, когда они плавали свободно в мировом океане подобно уцелевшим до наших дней сине-зеленым водорослям...

Тревожный крик, донесшийся из «Сити», прервал ее слова:

— Его нет!

Крум бросился туда.

— Кого?

— Скорпиончика! — ответил Пастор.

Мария прижала руку к груди. Настанет ли конец всем этим тревогам? Или они только еще начинаются?

Несколько человек, бросив свои шахты, осмотрели хижину. Остальные предпочли остаться на месте и продолжали копать. Оказалось, что беглец бросил все свое имущество — мешок с одеждой и другой с продуктами. Взял с собой только пистолет и термос с водой. Ясно, спешил скрыться незамеченным.

— Гадина проклятая! — прорычал Плешивый. — Выкопал, наверное, какой-нибудь хороший опал и смылся. Джонни Кенгуру покачал головой.

— А может, не поэтому? Может, из-за Билла Скитальца...

Крум задумался. И этим предположением нельзя было пренебрегать. Скорпиончик был способен ради одного опала прикончить ножом спящего человека. И все же... Улика — да, но улика — это еще не доказательство. Необходимо обдумать. Беглецу бежать некуда. Только в Алису. А там ему не удастся замести следы.

Собравшиеся на всякий случай проверили пистолеты и снова разошлись по своим шахтам. Заспешил к своей яме и Крум Димов, оставив сестру заниматься собранными ею листьями и научными гипотезами. Как и все, он работал при свече, закрепленной на подсвечнике с шипом, вбитым в стенку. Он рыл и сваливал землю у входа, а когда замечал при слабом свете свечи какой-нибудь подозрительный комок земли, облизывал его языком, чтобы увидеть цвет. Время от времени он звал Бурамару, чтобы вытащить на поверхность ведро, которое Крум наполнял в шахте. Потом он еще раз при дневном свете просеивал землю и снова спускался вниз.

Так, копаясь в шахте, он не заметил, как наступила ночь. Он бы и сейчас не прекратил работу, благо свеча еще не догорела, если бы не услышал доносящийся снаружи какой-то новый шум. Что там опять?

Он выбрался из шахты и побежал к «Сити». Все искатели опалов столпились вокруг новоприбывших — троих мужчин с шестью верблюдами, нагруженными мешками и сундуками. Двое сгружали товар с опустившихся на колени животных, а третий, мелкий торговец из Алис-Спрингс, взахлеб рассказывал.

— Говорю я себе... Ребята взяли с собой мало провизии. Дай, думаю, привезу им мешочек-другой, чтобы не умерли с голоду в этой пустоши.

Джонни Кенгуру с издевкой сказал:

— Вижу, Рыбка, вижу! О нас заботишься. А потом — за мешочек риса— опалик, не так?

Торговца звали Фред, а прозвище ему дали Рыбка. Потому что, где бы он ни появлялся, все повторял: «Сейчас я мелкая рыбка. Но придет время, стану и я акулой».

— Значит, решил стать акулой? — поддел его Плешивый.

— Точно! Как это ты догадался? За маленький опалик — маленький мешочек. За большой — большой. И транзисторчики привез, чтобы не скучали. И револьверчики — чтоб не страшно было. И одежонку — чтобы прифрантились. А то, представьте себе, нашел камешек, миллионером стал, а в Алису возвращается оборванцем, как я на вас погляжу...

Его помощник, который к этому времени уже разгрузил одного верблюда, напомнил ему:

— Расскажи об убитом!

— Что еще за убийство? — встрепенулся Том Риджер. Торговец перекрестился. Австралийцы — люди набожные.

— Бедняга! Мы нашли его на дороге. А в спине у него торчало копье.

— Снова дикари! — процедил сквозь зубы инспектор. Сразу же раздались голоса:

— В погоню! Очистим от них горы!

Молчавший до сих пор Крум спросил:

— Кто убитый?

Рыбка ответил:

— В темноте мы не разобрали. Испугались и припустили сюда на верблюдах.

Долго еще в лагере не умолкали споры, долго еще то там, то здесь раздавался шепот после зловещих переживаний прошедшего дня. Даже после того, как все затихло, Крум видел в темноте мерцающие огоньки сигарет — люди бодрствовали. В воздухе носились большие летучие мыши в поисках спелых плодов или распустившихся бутылковидных деревьев, чтобы полакомиться нектаром. Неподалеку заплакал ребенок. Все знали, что так пищит опоссум. Потом подала голос собака динго. А над головой сияло южное небо, пытаясь вдохнуть покой и здравый разум в скованные страхом и алчностью сердца. Млечный путь, разветвленный на множество светлых отводов, рассекал темно-синий небосвод словно разодранный огненный пояс. В стороне от него светились, как гнилые пни в ночном лесу, Магеллановы облака. Звезды, бесчисленные и яркие, мерцали с высоты, беспорядочно разбросанные между ожерельями ярких созвездий. Вон Скорпион, вон Кентавр, Корабль с парусами, Южный треугольник. Южный крест висел отвесно. Значит, наступила полночь. Но никто не спал. Крум представлял себе, как все они лежат, притаившись, в своих хижинах, держа палец на спусковом крючке. Страх порождается преступлением — страх порождает новое преступление.