Олег Овчинников - Через терний — к звездам?

Маленькое суденышко несколько раз тыкается носом во внутреннюю поверхность экрана, словно… словно рыбка в стенку аквариума. Как же я все-таки привязался за время сеанса к этим крохотным и забавным существам, если даже начал пользоваться их сравнениями! Кораблик медленно разворачивается и направляется прочь от экрана. В его движении чувствуется некоторая обреченность.

— Смирившись с неизбежным, космический корабль возвращается на свой родной отщепенец, — подводит итог режиссер. — Забегая несколько вперед, скажу, что с момента его возвращения у человечества больше нет будущего. И неважно, что станет формальной причиной его гибели: экологическая катастрофа, полное истощение природных ресурсов, вызванное перенаселением или мировая война… Реальная же причина начала заката человечества — утраченная мечта. Мечта, которая тысяческрымзиями…

— Постойте, постойте! — перебил режиссера выкрик из зала. — Он снова разворачивается!

— Кто? — от удивления Гарден-о-о-з даже повернулся к экрану лицом.

Космический корабль действительно разворачивался носом к экрану.

— Но этого же нет в сценарии! — растерянно пробормотал режиссер.

«…попробовать еще раз!» — закончил свою мысль Парсинг и со скоростью метеора бросился в рубку управления. Звук магнитных подошв его ботинок по поверхности корабля зазвучал, как начало какого-то бравого марша.

Не тратя время даже на то, чтобы избавиться от скафандра, Парсинг занял свое место перед панелью управления.

— У вас появились свежие мысли? — без особой надежды в голосе поинтересовался Флитвуд.

— К черту мысли, Мак! — весело откликнулся капитан. — Иногда мысли только мешают. Сейчас — время действовать!

И начал разворачивать корабль в сторону Земли.

— Сейчас, сейчас… Главное — набрать дистанцию для разбега.

Когда необходимая дистанция была набрана, Дальнобойщик плавно повернулся на 180 градусов и застыл на месте. В его неподвижности чувствовалась скрытая сила и уверенность, он напоминал могучего тигра, присевшего на задние лапы за секунду до прыжка.

— Кто-нибудь из вас верит в Бога? — обратился капитан к своему помощнику и пилоту.

Ответом ему было молчание.

— Это хорошо! Значит, не будем тратить времени на молитвы, — бодро заявил капитан, один за другим вынимая из приборной панели все предохранители.

…Разогнав Дальнобойщик до пятой космической скорости (для чего капитану пришлось даже в двух местах закоротить накоротко — если вы, конечно, в состоянии оценить этот каламбур — провода, ведущие к двигателю), Парсинг твердой рукой повел его навстречу невидимой стене. За несколько секунд до предполагаемого столкновения, капитан начал обстреливать стену из бортовых протонных излучателей.

Когда корабль врезался в преграду, Парсинг собрал в кулак всю свою волю, чтобы не впасть в соблазн и не потерять сознание. С возрастающей надеждой капитан отметил, что на этот раз препятствие повело себя более «гибко» по отношению к кораблю: не погасило полностью его движение, а только очень сильно его замедлило. С поразительной скоростью пальцы капитана забегали по клавишам панели управления. Дальнойбойщик начал вращаться вокруг своей оси со все возрастающей частотой.

Подобно гигантскому победитовому сверлу с алмазной головкой корабль вгрызался в неподатливую, но все же постепенно отступающую под его натиском невидимую стену.

…Должно быть, в последние секунды невиданного противостояния с невидимым, капитан все-таки на время потерял сознание, хотя бы частично. Чем же иначе можно объяснить тот факт, что, когда он на мгновение закрыл глаза, а потом вновь открыл их — картина звездного неба, как показалось капитану, резко изменилась.

На скорости, которая сделала бы честь самой Комете Двухвостой, кораблик вонзился в экран и принялся ввинчиваться в него, как Млечный Путь ввинчивается в черноту космоса. И тут случилось невозможное! Конечно, трудно называть что-то невозможным, когда оно все равно уже случилось, но… Терниевый экран утратил свою правильную сферическую форму, выгнулся в том месте, где в него упирался кораблик и… лопнул!

— Но этого же нет в сценарии, — тупо повторил Гарден-о-о-з. — Этот фильм должен был стать моей лучшей работой! А теперь все пропало! — и он в отчаянии принялся рвать на себе протуберанцы, полностью растеряв всю свою обычную солидность.

— А мне нравится! — сказал кто-то из зрителей. И весь зал потонул в блеске оваций.

Даже красный карлик, который весь фильм только и делал, что загораживал мне экран — слава Космосу, хотя бы молча — внезапно заверещал:

— Вот такая она, правда жизни! — и злобно так захихикал.

Правда жизни, говоришь? Погоди, ты еще не знаешь всей правды жизни. Как там пел наш легендарный композитор, звезда класса то ли «Б», то ли «Г»? «Среди миров, в мерцании светил, одной звезды я повторяю имя…» Одной звезды, понимаешь? Не двух, а одной!

В общем, я не мог допустить, чтобы человеческие существа, с таким трудом открывшие путь к нам, начали свое знакомство со звезды, скажем так, не первой яркости.

Тактично, но решительно я толкнул в бок этого жалкого красного лилипута, имевшего наглость встать на пути между мной и человечеством. От этого толчка он отлетел на пару световых лет в сторону и сразу же принялся тихо и злобно чертыхаться.

— Ты уж извини, — примирительно обратился я к нему. — Но против правды жизни не попрешь! Теперь я — Проксима.

И с волнением обратил свой взор навстречу приближающемуся кораблю.

июнь 1998.